На главную

Глава V

"Год, не более"

Церемония коронации в Реймсе прошла с подобающей пышностью, хотя и несколько поспешно. Карл покинул город 21 июля - он направился в аббатство Сен-Маркул-де-Корбени, недалеко от Реймса, для совершения еще одною традиционного действа - "Прикосновения к золотушным". Считалось, что после миропомазания король получал целительную силу.

Прежде всего миропомазание короля символизирует объединение подданных вокруг своего суверена. Таким образом, более поучительно назвать имена отсутствовавших на церемонии. Во-первых, королева Мария Анжуйская, она должна была вместе с королем получить миропомазание и корону; впрочем, когда Карл VII находился в Жьене, он вызвал к себе королеву. Но как только армия тронулась в путь, он отослал ее обратно в Бурж, возможно, король посчитал все это путешествие слишком ненадежным и не захотел подвергать королеву опасности. Однако отсутствие королевы само по себе знаменательно: в эту эпоху битв и сражений важны лишь воины, и вскоре присутствие солдата полностью затмит присутствие женщины. И если Марии Анжуйской не было в Реймсе 17 июля, так это потому, что в окружении короля считают: именно король является самой важной и значительной фигурой. Не случайно с тех пор церемония коронации королевы приобретет второстепенный характер и будет проходить не в Реймсе, а в Париже. Последняя коронованная королева - Мария Медичи (1610 год). Кончились времена Альеноры Аквитанской и Бланки Кастильской57. С этого времени роль королевы во Франции постоянно уменьшается.

Еще одному важному лицу не пришлось присутствовать при миропомазании - коннетаблю Артуру де Ришмону. Именно ему должна была быть оказана честь нести меч миропомазания после благословения. Но вместо него держал меч острием вверх в течение всей церемонии сир д'Альбрэ. Из хроники Гийома Грюэля, человека, близкого коннетаблю, мы узнаем, как Ришмон после блестящей победы в сражении при Пате, участником которого он был, упорно добивался дозволения сопровождать короля в Реймс, но король отказал своему коннетаблю, несмотря на настоятельную просьбу Жанны, "которая была этим очень раздосадована". Гийом даже добавляет, что король заявил: "Я предпочел бы никогда не быть коронованным, чем чтобы при этом присутствовал сей сеньор..." И здесь мы не можем не отметить сильнейшего влияния на Карла VII всемогущего де Ла Тремуя, который противостоял Ришмону.

Обращает на себя внимание отсутствие еще двух человек: не было епископа Бове, одного из шести церковных пэров; но это-то как раз прекрасно объяснимо, если вспомнить его жизненный путь - епископ всегда оставался преданным агентом англо-бургундцев.

И наконец, не было Филиппа Доброго, герцога Бургундского, одного из шести светских пэров. Утром в день миропомазания, в воскресенье 17 июля, Жанна писала ему; ее письмо сохранилось в архивах Лилля. Это волнующий документ:

"Иисус Мария. Высокочтимый и внушающий страх принц, герцог Бургундский, Дева просит вас от имени Царя Небесного, моего справедливого и высочайшего Господина, чтобы король Франции и вы заключили добрый прочный мир на долгие лета. Полностью простите друг друга от всего сердца, как то подобает истинным христианам; а ежели вам нравится воевать, идите на сарацин. Принц Бургундский, я молю, умоляю, прошу вас так смиренно, как только можно просить, не воевать более со святым Королевством Франции и отозвать немедленно и быстро своих людей, кои находятся в некоторых местах и крепостях названного святого королевства. Что же до славного короля Франции, он готов заключить мир с вами, сохраняя при этом достоинство, и все зависит от вас. Сообщаю вам от имени Царя Небесного, моего справедливого и высочайшего Господина, ради вашей пользы, вашей чести и вашей жизни, что вы не выиграете ни одного сражения против верных французов и что все те, кто пойдут войной на святое Королевство Францию, будут сражаться против царя и Иисуса, Царя Небесного и всего мира, моего справедливого и высочайшего Господина. Я прошу и молю вас не затевать сражения и не воевать против нас ни вам, ни вашим людям, ни вашим подданным, и будьте совершенно уверены, что, какое бы количество людей вы ни повели против нас, они не победят и придется очень сожалеть о сражении и пролитой крови тех, кто пойдет против нас. Вот уже три недели, как я написала вам и послала с герольдом доброе письмо, чтобы вы присутствовали на миропомазании короля, кое сегодня, в воскресенье семнадцатого дня нынешнего месяца июля, происходит в городе Реймсе, - я не получила на это письмо никакого ответа и с тех пор не имела никаких известий от названного глашатая. Поручаю вас Господу Богу, да хранит он вас, если ему будет угодно; и молю Бога, чтобы Он установил добрый мир. Написано в вышеназванном городе Реймсе, названного семнадцатого дня июля.

Герцогу Бургундскому"
.

Реванш людей из Королевского совета

Письмо Жанны тем более трогательно, что она ничего не знает о напряженной дипломатической деятельности, в это же время завязавшейся между Францией, Англией и Бургундией.

Действительно, некто, несмотря на тяжелое положение, в которое его ввергли происходящие события, сохранял хладнокровие и делал все возможное, чтобы предотвратить гибельные для него последствия побед Жанны; им был Жан герцог Бедфорд, регент Франции.

Одного из его лучших капитанов, Джона Талбота, Жанна и герцог Алансонский недавно взяли в плен при Пате. Другого - Джона Фальстолфа - обвиняли в том, что он бежал с поля боя во время этого бесславного сражения, в то время как на самом деле ею поспешное отступление дало ему возможность спасти свой отряд. К тому же Бедфорд знал, что 350 вооруженных людей, всадников и лучников, высадились в Кале 1 июля; это была армия, набранная Генри Бофором, кардиналом Винчестерским, дядей герцога Бедфорда (внебрачным ребенком его деда Жана Гэнда, герцога Ланкастерского), для борьбы с гуситами в Богемии58. Набрать армию удалось с помощью специальной десятины, взимаемой с разрешения папы, оказавшего также финансовую поддержку; по взаимному согласию дядя с племянником договорились, что армия отклонится от первоначальной цели. 15 июля войска двинулись из Кале в Париж, куда и прибыли десять дней спустя. Таким образом, были получены свежие подкрепления для борьбы против того, кого отныне признали королем Франции Карлом VII.

Но, не довольствуясь тем, что он использует в своих целях военные силы, набранные, как думал простой народ, для блага христианского мира, Бедфорд ведет одновременно широкое дипломатическое наступление. Его брат Генрих V - искусный воин и прирожденный администратор. Он взял в жены Анну Бургундскую, сестру герцога Филиппа ("Самую приятную даму тогдашней Франции: красивую, молодую и добрую", - сообщает "Дневник парижского горожанина"), и воспользовался семейными связями, чтобы получить от не очень надежного союзника гарантии, необходимые для того, чтобы отвести угрозу, нависшую над английскими завоеваниями. Действуя очень ловко, он пригласил герцога Бургундского провести несколько дней в Париже. С 10 по 15 июля в Париже прошли пышные празднества, в том числе и общая процессия и месса в соборе Парижской богоматери, в результате чего народ пообещал "быть послушным и верным регенту и герцогу Бургундскому".

воскликнула Кристина Пизанская.

Герцог Бургундский вернулся в свои владения, получив драгоценностей на сумму 20 000 ливров и обещание, что в конце месяца он получит еще один дар. На эти деньги он обязался набрать армию. Через своего герольда Жарретьера Бедфорд поспешил потребовать субсидии от города Лондона, уверяя, что без союза с Бургундией с английским могуществом будет покончено "одним махом".

Другой, более серьезный аспект этой дипломатической игры - переговоры с бургундским двором, которые Ла Тремуй начал еще 30 июня и вел так усердно, что уже 16 июля бургундец Жан де Вимё выехал из Дижона в Аррас, чтобы дать отчет о состоянии переговоров Филиппу Доброму по его возвращении из Парижа. В то время как король был в Реймсе, к нему прибыло посольство во главе с Давидом де Бримё, а в письме королеве Марии Анжуйской и ее матери Иоланде, живописующем церемонию миропомазания, выражалась надежда, что король заключит "добрый договор... до своего отъезда". В том же письме упоминается о Жанне: "Она не сомневается, что Париж ей повинуется". Таким образом, четко указано, что и кого заботит. Жанна помышляет лишь о том, чтобы продолжать оказавшееся столь успешным наступление, в то время как король думает только о переговорах и вместо "доброго договора" вскоре заключит перемирие... на две недели!

Таким образом, после триумфа, пережитого в Реймсе, последовали недоразумения. Предательство - единственное, чего боялась Жанна, - замышлялось уже во время пиршества, устроенного в честь миропомазания, на которое пригласили и ее. Отныне каждый шаг Жанны сопряжен со смертельной угрозой. В тот самый момент, когда ее отец и мать, а также преданный Дюран Лаксар, сопровождавший их, совершенно ошеломленные неожиданной славой "Жаннетты", отправляются в Домреми, у Жанны, обладавшей удивительным даром предвидения, появляется чувство, что для нее наступает время неопределенности, поражений и жестоких нравственных страданий, начинается путь на голгофу. Этим, возможно, и объясняется горестное восклицание, вырвавшееся у нее по дороге в месте, четко указанном в воспоминаниях Орлеанского Бастарда, между Ла-Ферте-Милон и Крепи-ан-Валуа: "Да будет угодно Богу, моему Создателю, чтобы я теперь могла уехать, оставить оружие и отправиться служить моему отцу и моей матери, пася овец вместе с сестрой и братом, которые так будут рады вновь увидеть меня!" Эти слова сожаления, столь непривычные для нее, - свидетельство безоружности Жанны перед тем, с чем отныне ей придется бороться: предательством, неуловимым, но постоянно ощутимым где-то совсем рядом, буквально за спиной. Как тут не вспомнить размышления одного современника: "Мы не из Королевского совета, наше дело - ратные подвиги". Отныне слово за "людьми из Королевского совета".

Резкий контраст в умонастроениях четко виден, если сравнить два похода: первый - дорога к Реймсу, когда королевскую армию ведет Жанна, второй - обратный путь, когда его определяет воля или, скорее, отсутствие воли у короля. У первого - путь прямой как стрела, у второго - столь же извилист, как и сама дипломатия короля. Тридцать шесть дней понадобилось королю, чтобы преодолеть каких-то 150 километров, отделяющих Реймс от Парижа. Можно представить, какие муки испытывала Жанна, думавшая лишь о том, чтобы использовать порыв людей, окружавших ее. "Один француз мог бы одолеть десятерых англичан", - отмечает современник. Она хотела бы отправиться в Париж, но еще не знает, что Карл VII заранее решил отказаться от этого. Возможно, у нее теплилась какая-то надежда на первых этапах пути - Вайи, затем Суассон: "Король направился в Суассон и был принят там с большой радостью всеми жителями города, и многие любили его и желали его приезда". Действительно, миропомазание "сделало короля", и отныне все города выражают радость и стремление признать его. Ему шлют послания из Лана, Шато-Тьери, Крепи, Провэна, Куломмье. Из Крепи-ан-Валуа он отправляет герольдов в Компьень и просит жителей "перейти к нему в повиновение: те отвечали, что сделают это с большой охотой". Даже Бове, где епископом Пьер Кошон, поет "Те Deum" королю Франции.

Во время остановки в Шато-Тьери 31 июля Карл VII выполняет единственную просьбу, высказанную Жанной, - освобождает от налогов жителей Домреми и Грё. Они не платили их вплоть до эпохи правления Людовика XVI.

Тем временем регент Бедфорд воспользовался непредвиденной отсрочкой, чтобы укрепить оборону Парижа; он вышел из города 4 августа во главе мощной армии и стал подниматься по левому берегу Сены. Через три дня из Монтеро он бросает вызов королю Франции: "Вы, искушающий и злоупотребляющий доверием невежественного народа, вы, прибегающий к помощи людей суеверных и проклятых, таких, как бесноватая, потерявшая стыд женщина, одетая в мужскую одежду и распутная..." Регент предлагал королю расположиться в Бри и Иль-де-Франсе, чтобы они могли там лично помериться силами. Английская армия произвела маневр в направлении Санлиса и остановилась 14 августа около деревушки Монтепийуа. Тем временем герцог Бедфорд сделал тонкий ход: назначил герцога Бургундского губернатором Парижа. Таким образом, отныне власть в столице - в руках принца королевской крови.

Казалось, что решающее сражение должно произойти при Монтепийуа. Мирно текущая Ноннетт, маленькая речка, перерезающая местность в районе деревушки, послужила точкой опоры для армии Бедфорда. к которой присоединились семьсот пикардийцев, присланных герцогом Бургундским. Французские войска, прибывшие из Крепи-ан-Валуа, разбиты на "батальи", в первой из которых - а ею командует сир д'Альбрэ - находятся Жанна, Орлеанский Бастард и Ла Гир.

И снова напряженное ожидание между французами и англичанами тянется целый день 15 августа под палящим солнцем, в пыли ("Было столько пыли, - говорит Персеваль де Кани, ? что нельзя было отличить французов от англичан"). И одна и другая сторона ждет начала схватки, которая может быть решающей. Англичане по своему обыкновению укрепились за рядами острых кольев и повозками, как бы образующими крепостные валы. Карл VII скачет на лошади рядом с герцогом Бурбоном и де Ла Тремуем; Бедфорд, чье письмо было написано в вызывающем тоне, не показывается. После полудня 16 августа разносится весть: англичане возвращаются в Париж.

"Весь день они стояли друг против друга на расстоянии выстрела из кулеврины, и не было между ними ни изгородей, ни кустов, - пишет герольд Берри, очевидец событий того дня, когда оставалось неясно, на чью сторону склонялась судьба, - и не было никакого сражения. А вечером король удалился и повел свою армию в Крепи, а герцог Бедфорд отправился в Санлис".

Филипп Добрый, третейский судья

И еще одно событие произошло 16 августа, в Аррасе. В этот день герцогу Бургундскому Филиппу Доброму пришлось испытать, в какой мере он хозяин положения и третейский судья как в отношении французов, так и в отношении англичан: французское посольство во главе с архиепископом Реймским Реньо де Шартром, которого сопровождали многие видные лица - среди них можно назвать Рауля де Гокура, - прибыло и буквально стало умолять "Великого герцога Запада" 59 оставаться в стороне, не вмешиваться, предлагая, как отмечают свидетели, "за принесенный ущерб больше, чем полагалось бы королевскому величеству". Во искупление злодеяний в Монтеро ему обещали все возможные гарантии: "заложников, телесные наказания... обязательства и подчинение церкви и светских - самые прочные, какие только можно предусмотреть". И все это в обмен на простой нейтралитет в конфликте, противопоставившем французов и англичан. Со своей стороны англичане направили в Аррас Уго де Ланнау, бургундского дипломата, входившего, однако, в Совет короля Англии. Герцог Бургундский искусно дал понять, что он согласился бы на мирную конференцию, намеченную на 1430 год, которую предложил посредник, участвующий в большинстве переговоров, Амедей VIII Савойский60.

Тем временем жители Реймса обратились к Жанне. Поскольку король Франции удалился, они вновь оказались одни в краю бургундцев и, вполне естественно, были встревожены передвижением войск в этих местах. Жанна ответила им письмом, в котором чувствуется некоторое беспокойство:

"Обещаю и ручаюсь, что не покину вас, пока жива. Это правда, что король заключил на пятнадцать дней перемирие с герцогом Бургундским. ...Сколько бы ни было перемирий, заключенных подобным образом, я этим очень недовольна и не знаю, буду ли соблюдать их. Но ежели я соблюдаю их, то только потому, что дорожу честью короля".

Она призывает горожан "организовать хорошие дозоры и сохранять добрый город короля". Знаменательны дата и место написания письма: "Писано в пятницу, 5 дня августа, неподалеку от Провэна, в поле по дороге в Париж". Как и письмо, направленное герцогу Бургундскому, оно не подписано, но намерения Жанны в нем явно прослеживаются. А фраза "по дороге в Париж" является просто вызовом.

Но недоразумения продолжаются. Пока Жанна помышляет лишь о том, чтобы на волне энтузиазма продолжить наступление и должным образом применить сильную армию, у короля на уме только переговоры и перемирия. 17 августа в Крепи, куда он отступил, ему передали ключи от Компьеня. На следующий день он вошел в город через ворота Пьерфон. Его встречали именитые горожане, среди которых был Гийом де Флави, с ним мы еще встретимся. Это капитан наемников, от которого фактически зависит оборона города. Через несколько дней, 21 августа, в Компьень также прибудет бургундское посольство во главе с Жаном Люксембургским - еще одно имя, которое всплывет позже. После недели трудных переговоров будет подписано перемирие сроком на четыре месяца, касающееся всех районов, расположенных на правом берегу Сены от Нажен-сюр-Сен до Онфлёра. В течение всего этого времени ни Бургундия, ни Франция не смогут ни захватывать города, находящиеся в указанных границах, ни требовать от них повиновения. Но более определенные гарантии не фигурируют в условиях перемирия, так как Карл VII дал их в устной форме и, кроме всего прочего, обязался передать герцогу Бургундскому самые крупные города по течению Уазы: Компьень, Пон-Сент-Максанс, Крёй и Санлис. Бедфорд мог быть удовлетворен тем, что отвел войска к Парижу, а герцог Бургундский более чем когда-либо оказался хозяином положения.

В это же время англо-бургундским агентом Уго де Ланнуа были составлены две памятные записки, где излагался план военных действий, который отныне следует принять во Франции. В этом плане подчеркивалось значение высадки во Франции до окончания перемирия - то есть до Рождества - сильной английской армии, "мощной и многочисленной силы вооруженных людей и вооружения". Теперь, как никогда, необходимо сохранение союза с герцогом Бургундским, поскольку без него "никакое длительное сражение не может произойти". После 1 января 1430 года Англия будет держать для него 2000 солдат, заботу о которых она полностью возьмет на себя при условии, что он обязуется защищать Париж. Но следует также вознаградить его за это, "дав власть большую и значительную", а также передав ему в дар "какую-нибудь сеньорию". Эти два условия в точности выполнит герцог Бедфорд, великолепно умеющий завязывать и поддерживать необходимые связи. 13 октября Бедфорд предоставит Филиппу Доброму "генеральное наместничество" над Королевством Франции, в то время как 12 января 1430 года графства Шампань и Бри будут переданы ему властью англичан.

В этом плане военных действий предусмотрены и другие выгодные союзы: так обеспечили преданность герцога Бретонского, предоставив ему графство Пуату, а коннетабля Артура де Ришмона смогли привлечь на свою сторону, назначив его коннетаблем именем короля Англии и передав ему во владение Турень, Сентонж, район Они и Ла-Рошель. В результате интересы англичан во Франции по-прежнему соблюдены как нельзя лучше. В то же время планировалось наступление на Берри, вновь ставшее пристанищем короля Франции, одновременно предполагалось отправить войска в Гиень для того, чтобы удержать там союзников короля графа Арманьяка и графа де Фуакса. Итак, ни о чем не забыли, все продумали, дабы облегчить "очень большую необходимость, которая есть ныне во Франции", и свести на нет победы, недавно одержанные благодаря Деве. И все это буквально на следующий день после подписания перемирия, послужившего всего лишь ширмой и дававшего возможность расставить войска на свои места. С другой стороны, Уго де Ланнуа посоветовал послать посольства к королям Кастильскому, Арагонскому, Португальскому, герцогу Миланскому, Лотарингскому и главным образом в Шотландию, "союзникам, на которых враг возлагает очень большие надежды и которыми он слишком сильно хвастает".

Поражение под Парижем

В то время как тайно вынашивались подобные планы, Жанну, по свидетельству Персеваля де Кани, охватывает все возрастающее волнение:

"Когда король оказался в названном городе Компьене, Дева была сильно опечалена тем, что он решил там задержаться. Она призвала герцога Алансонского и сказала ему: "Мой прекрасный герцог, подберите ваших людей и солдат других капитанов. Я хочу отправиться и своими собственными глазами посмотреть на Париж ближе, чем я его видела".

Бедфорду же пришлось покинуть Санлис и направиться в Руан, так как из Нормандии приходили тревожные вести. По провинции передвигались отряды "партизан" - так в то время называли людей, организовавших сопротивление. И хронист продолжает:

"В следующую пятницу, 26-го дня этого месяца августа, Дева, герцог Алансонский и их отряд расположились в городе Сен-Дени. И когда король узнал, что они находятся в Сен-Дени, он с большим сожалением отправился в город Санлис. И казалось, что ему советовали поступать против желаний Девы, герцога Алансонского и их отряда".

Лучше и сказать нельзя. Следующие дни проходят в перестрелках, а Жанна осматривает крепостные стены Парижа, жители которого находятся в растерянности и по приказу бургундца Людовика Люксембургского, епископа Теруонна, канцлера Франции, назначенного королем Англии, готовятся к обороне города. Тем временем начинаются поездки герцога Алансонского между Сен-Дени и местом нахождения короля - Санлисом, а затем Компьенем: "И не было ни одного человека, к какому бы сословию он ни принадлежал, который не сказал бы: "Она введет короля в Париж, если это будет зависеть только от нее".

В конце концов штурм начался в четверг 8 сентября; выехав из Ла-Шапель, Жанна, маршал де Ре и сир де Гокур наступают на ворота Сент-Оноре. Накануне в Сен-Дени прибыл король, поддавшийся энтузиазму своего окружения, но решивший, как то покажут дальнейшие события, ничего не предпринимать.

Клеман де Фокемберг, секретарь Парижского парламента, который четырьмя месяцами ранее сделал запись об освобождении Орлеана, отмечает в этот день в своем реестре:

"Четверг, 8-й день сентября. Праздник Рождества Богородицы. Солдаты мессира Карла де Валуа, собравшиеся в большом числе пред стенами Парижа у ворот Сент-Оноре в надежде захватить город и нанести вред жителям Парижа в большей степени внезапностью нападения, чем мощью и силой оружия, около двух часов пополудни начали делать вид, что хотят осадить названный город Париж. ...И в этот час были в Париже поддавшиеся панике или подкупленные люди, поднявшие голос во всех частях города и с той и с другой стороны мостов, которые кричали, что все потеряно, что враг вошел в Париж и что всем нужно бежать и стараться спастись".

Вполне возможно, что для большой части парижан надежда на приезд короля Франции была искренней и что возникшая паника свидетельствует о глубокой нерешительности жителей города. В это время между воротами Сент-Оноре и воротами Сен-Дени продолжалась активная атака.

"Дева взяла в руки свое знамя и среди первых вошла в ров со стороны Свиного рынка, - пишет Персиваль де Кани. - Штурм шел трудно и долго, и было отрадно слышать весь этот шум и грохот выстрелов пушек и кулеврин, из которых обстреливали нападающих, и летели во множестве стрелы, дротики и копья. ...Штурм продолжался примерно с часу после полудня до часа наступления сумерок; после захода солнца Дева была ранена стрелой из арбалета в бедро, а после ранения она изо всех сил кричала, чтобы каждый приблизился к стенам и что город будет взят; но, поскольку наступила ночь и она была ранена, а солдаты устали от долгого штурма, который они предприняли, сир де Гокур и другие пришли за Девой и против ее воли вынесли ее из рва, и так закончился штурм".

Жанну перевезли в лагерь Ла-Шапель, где она провела в молитвах часть предыдущей ночи. На следующий день, несмотря на свою рану, она собиралась уже выехать с герцогом Алансонским, но "пришли герцог де Бар и граф де Клермон от имени короля", отдавшего приказ к отступлению. По приказу герцога Алансонского был выстроен мост из лодок для возобновления наступления - ночью король приказал его разрушить.

Затем, оставаясь в Сен-Дени до вторника 13 сентября, он дал приказ "вернуться к реке Луаре к большому огорчению Девы". Более чем когда-либо, как сказал Потон де Ксентрай, люди "из Королевского совета" восторжествовали над людьми "ратных подвигов".

Перед тем как уехать, Жанна повесила в базилике Сен-Дени в знак данного обета "белые ратные доспехи с мечом, полученным пред городом Парижем" (это был меч солдата, взятого ею в плен во время штурма города).

Она "не боялась ничего, кроме предательства", но предательство таилось повсюду со времени возвращения с миропомазания. Герольд Берри рассказывает, что во время пребывания в Компьене. еще до наступления на Париж, король принял Жана Люксембургского, "который дал ему много обещаний заключить мир между королем и грецогом Бургундским, из которых ни одного не выполнил, а только обманул короля". Что же до самого герцога Филиппа Доброго, он направил к Карлу Пьера де Бофремона. сеньора де Шарни, известить его, "что тот получит от него Париж... и что он приедет в Париж говорить с теми, кто поддерживает его; для этого ему нужно охранное свидетельство; и названный герцог получил охранное свидетельство короля, но, когда он прибыл в Париж, герцог Бедфорд и он заключили союз - более сильный, чем ранее, - против короля".

И эта вторая сцена одурачивания произошла, когда Карл VII уже вернулся в Жьен, 21 сентября. В этот момент для Жанны имело значение только то, что эра побед закончилась: она видела, как распадается огромная "армия миропомазания", собравшая стольких людей, объединенных общей надеждой. Это моральное поражение для нее, так точно выполнившей обещания, благодаря которым король и его окружение решились действовать, оказалось самым мучительным. Наивысший момент ее триумфа, когда король был миропомазан в Реймсе и в глазах всего мира, а самое главное, своего народа предстал законным государем, ознаменовал резкую перемену положения: отныне Карл - король и все зависит только от его воли. Он намеревается проводить свою собственную политику, не имеющую ничего общего с политикой "ратных подвигов"; она нацелена на примирение, и только на примирение, с герцогом Бургундским, возможно, чтобы сгладить неприятнейшее воспоминание о "западне в Монтеро", где погиб Жан Бесстрашный, а возможно, и потому, что, по словам Персеваля де Кани, "казалось, что в это время он доволен милостью, оказанной ему Богом, и не собирается что-либо предпринимать". Однако Карл чувствует, что разочаровал жителей добрых городов и весь свой народ, теперь вставший на его сторону, - это видно из циркулярного письма, вышедшего из королевской канцелярии 13 сентября; до нас дошел только один экземпляр письма, направленного жителям города Реймса, - король явно хочет ободрить своих подданных. Он собирается "проехать с другой стороны реки Сены", поскольку с герцогом Бургундским заключено перемирие, и он готовит мир; а если он и уводит с собой армию, так только потому, что ее длительное пребывание "оказалось бы слишком разорительным для наших районов с этой стороны реки". И пусть все успокоятся: ежели герцог Бургундский не сдержит свое обещание, король вернется с "большой армией".

Карл VII: "непостоянство, недоверчивость, а главное, зависть"

Как быть теперь? Одной фразой, прекрасно подводящей итог переговорам и колебаниям, герольд Берри заключает: "Когда король находился в Жьене, герцог Алансонский пожелал увести Деву и солдат короля в Нормандию, но сеньор де Ла Тремуй не захотел этого". Со своей стороны хронист герцога Алансонского добавляет: "А Дева осталась при короле... очень опечаленная отъездом герцога". "Они, - пишет Персеваль де Кани, имея в виду советников, - ни за что не хотели... допустить, чтобы Дева и герцог были вместе, с тех пор он с ней больше не встречался, и эта утрата невосполнима".

Такое поведение Карла VII, кажется, отлично показывает, что это за человек. Очень точную характеристику ему дал бургундский хронист Жорж Шателлен, оставивший нам незабываемые портреты главных персонажей своей эпохи, столь же выразительные, как и портреты кисти Жана Фуке. Этому "Карлу Седьмому" он приписывает три порока: "непостоянство, недоверчивость, а главное, зависть". Он пишет:

"Вокруг его персоны происходили частые и разнообразные замены, так как он имел привычку по истечении некоторого времени, когда кто-то из его окружения поднимался на вершину колеса (фортуны), скучать и при первом же удобном случае, который мог дать хоть какую-то возможность соблюсти приличия, с удовольствием переворачивал колесо сверху вниз".

Лучше не скажешь о том, что произошло между Жанной и королем, которого она буквально возвела на трон. Именно так почти одним и тем же классически неизменным образом все будет происходить с любым, кто попадал в ближайшее окружение Карла VII; не мудрено, что такое поведение короля постоянно порождало возмущение. И вот герцог Алансонский, которого король разлучил с Жанной потому, что опасался возможных последствий и роста общего воодушевления, сломленного им у крепостных стен Парижа, в какой-то момент был готов вступить в заговор с англичанами; и даже Дюнуа, мудрый, верный Дюнуа окажется втянут в один из мятежей дворянства. Стоит ли напоминать, какие отношения связывали короля и Жака Кёра61 или как он поступил с еще более близким ему человеком - своим собственным сыном: каждый раз, когда дофин Людовик одерживал победу, он спешно призывал его ко двору и лишал всякой возможности действовать.

А пока что он направляется в Сель-ан-Берри, затем в Монтаржи, с удовольствием пожиная плоды своих побед и принимая от подданных уверения в верности, затем в Лош, Вьерзон, Жаржо, Иссудён и 15 ноября располагается в одной из своих любимых резиденций - замке Мён-сюр-Йевр.

Между тем Жанна была поручена заботам сира д'Альбрэ, королевского наместника в Берри, сводного брата де Ла Тремуя. Сначала он отвез ее в Бурж, где она в течение трех недель найдет покой в доме Рене де Булини, королевского генерального советника финансов. Его супруге Маргарите Ла Турульд позднее представится случай вспомнить о своей гостье, и беседах с ней, и о том, как она смеялась, когда простой люд приносил ей свои четки или другие предметы почитания. "Дотроньтесь же до них сами, - говорила она Маргарите, - они будут так же хороши от вашего прикосновения, как и от моего!" Она отмечает набожность и безупречное поведение Жанны, с которой они вместе неоднократно ходили не только к обедне, но также к вечерне и к заутрене и практически не расставались ни на минуту.

Сен-Пьер-ле-Мутье

Однако вскоре возникла идея, которой мы, вероятно, обязаны де Ла Тремую, как с пользой занять Жанну: направить ее пыл против главарей разбойничьих шаек. Некоторые из них, укрепившись в замках или донжонах, которые они сумели захватить, становились в это небезопасное время грозными сеньорами-разбойниками, взимающими по своей прихоти выкупы с купцов или военных и сеющими страх среди окрестного населения. В центральных районах Франции гремело имя Перрине Грессара. Обосновавшись в Ла-Шарите-сюр-Луар, он за хорошую мзду предлагал свои услуги то герцогу Бургундскому, то Бедфорду, который знал, как обращаться с авантюристом, и щедро осыпал его милостями и деньгами. Какое-то время сам Ла Тремуй был пленником главаря банды и получил свободу только после уплаты крупного выкупа - 14 000 полновесных экю. С тех пор Перрине продолжал укреплять свои позиции в Нивернэ и все больше и больше становился агентом Англии; помимо Ла-Шарите, в его руках находились Сен-Пьер-ле-Мутье, Домпьер-сюр-Бебр или Ла-Мотт-Жоссеран, хозяином которого он себя называл. Рост его могущества вызывал страх и у бургундцев, и у французов.

Бороться с таким человеком было, конечно, делом сложным, и не в этом Жанна видела свое предназначение; она бы хотела продолжать наступление в направлении Иль-де-Франса или Нормандии, чтобы изгнать захватчика. Тем не менее она согласилась. Вместе со своим верным интендантом Жаном д'Олоном и солдатами, которых ей с готовностью предоставили, она готовится - как думали королевские советники - занять крепость Сен-Пьер-ле-Мутье, расположенную на полпути между Невером и Муленом. Эту крепость удерживали разбойники, что осложняло передвижение по дороге.

Незадолго до начала похода Жанна встретилась с провидицей - или выдававшей себя за таковую - Катрин из Ла-Рошели, посланной к ней тем самым братом Ришаром, с которым Жанна уже имела дело во время осады Круа. Катрин утверждала, что каждую ночь ей является Белая Дама в золотом одеянии, которая приказывает ей идти к королю и говорит, что укажет ей, где спрятаны сокровища, благодаря которым король сможет содержать армию для будущих сражений. Жанна приняла эту одержимую в Монфокон-ан-Берри, местечке, расположенном на некотором расстоянии от Буржа, около Божи. Они вместе бодрствовали две ночи подряд, но Белую Даму так и не увидели. После этого Жанна посоветовала Катрин "вернуться к мужу, заняться хозяйством и кормить детей", а королю написала, что, по ее разумению, "случай с этой Катрин просто сумасшествие, и ничего более".

Осада Сен-Пьер-ле-Мутье оказалась делом сложным. Операцией командовали сир д'Альбрэ, маршал Буссак и граф де Монпансье. Штурм королевской армии был отбит, и уже начали отступать, когда Жан д'Олон заметил Деву, остававшуюся с очень маленькой группой своих людей, сопровождавших ее.

"Направившись к ней, он спросил, что она делает тут одна и почему не отступает, как все. Сняв с головы "салад" (плоскую каску), она отвечала, - рассказывает Жан д'Олон, - что она не одна и что с нею еще пятьдесят тысяч ее людей и что она не уйдет отсюда, пока не будет взят названный город". "В это время, - добавляет он, - что бы она ни говорила, при ней находилось не более четырех-пяти человек. ... Я снова сказал ей, чтобы она уходила и отступала, как делают все остальные; и тогда она сказала, чтобы я приказал принести веток и изгороди и построить мост через крепостные рвы, окружавшие город, с тем, чтобы воинам было легче подойти; затем она громко закричала: "За хворостом и за изгородями, все, чтобы сделать мост!", который немедля соорудили. Это событие весьма изумило меня, так как тотчас город был взят штурмом, не оказав большого сопротивления".

Все это происходило в ноябре 1429 года. После захвата города войска двинулись на север, чтобы предпринять осаду Ла-Шарите-сюр-Луар, вотчины Перрине Грессара. В тот год зима установилась рано, и армия практически исчерпала запасы провианта и боеприпасов в Сен-Пьер-ле-Мутье. Тогда из Мулена было направлено два письма в Клермон и Рьом с просьбой о "военном снаряжении": порохе, селитре, сере, стрелах для арбалетов и т. д. О письме жителям Клермона нам известно лишь из записи в городском реестре; горожане спешно послали двести килограммов селитры, сто килограммов серы и два ящика стрел. Жители Рьома ограничились небольшой суммой денег, полученной, впрочем, слишком поздно; но зато они сохранили оригинал письма, датированного 9 ноября. В этом письме есть очень ценная деталь: в отличие от предыдущих уже упомянутых писем оно подписано Jehanne, хотя довольно-таки неумело (пять прямых черт вместо четырех, чтобы написать двойное n). Это свидетельствует о том, что Жанна за это время научилась если не читать и писать - что, впрочем, вполне правдоподобно, - то, во всяком случае, подписываться своим именем.

Большое огорчение

Осада Ла-Шарите началась 24 ноября. Она обернулась поражением.

"В самый разгар зимы с малым количеством людей простояли перед Ла-Шарите... почти месяц и с позором сняли осаду, хотя те, кто находился в крепости, не получили никакого подкрепления, и потеряли бомбарды и артиллерию", - лаконично записывает герольд Берри; другой свидетель этих злосчастных времен, Персеваль де Кани, добавляет:

"Поскольку король не сделал ничего, чтобы послать ей провиант и денег, дабы поддержать ее людей, ей пришлось снять осаду и уйти, к большому огорчению".

Можно представить себе "большое огорчение" Жанны, оказавшейся на Рождество в Жаржо. И вряд ли королевские грамоты о пожаловании дворянства принесли ей утешение.

"Желая отблагодарить за многочисленные и блестящие благодеяния божественного величия, которые были оказаны через посредство Девы, Жанны д'Э из Домреми... ценя, кроме того, похвальные, милостивые и полезные услуги, оказанные, во всяком случае, названной Жанной Девой нам и нашему королевству и которые, мы надеемся, продолжатся в будущем..."

Король также пожаловал дворянство ее родителям и братьям; и он даже уточнил, что для Жанны и ее семьи дворянство будет передаваться также и по женской линии, а не только по мужской, как это вошло в обычай со времен Филиппа Красивого62. Это жест суверена, а скорее, министра, награждающего чиновника, которому он только что дал отставку. У Карла VII была душа администратора.

Для Жанны наступила печальная зима. Вероятно, большую часть ее она проведет в Сюлли-сюр-Луар, в замке, принадлежавшем семейству де Ла Тремуй. Ее жизнь небогата событиями. Известно, что 19 января ее пригласили в Орлеан на пиршество, которое устроили городские власти. Среди гостей был Жан Рабате, генеральный прокурор Счетной палаты, принимавший ее в Пуатье. Муниципальные реестры свидетельствуют о том, что пригласили по крайней мере одного из братьев Жанны, Пьера, помогавшего ей во всех военных кампаниях. А в конце января 1430 года художник, изготовивший для Жанны знамя - в текстах его называют Ов Пулнуар, - готовился выдать замуж свою дочь. В письме казначею города Тура Жанна настоятельно просила выделить новобрачной сто экю, чтобы она могла купить себе одежду. После обсуждения муниципальный совет посчитал, что подобный дар превосходит его возможности, и ограничился тем, что заплатил за свадебные хлеб и вино сумму в 4 ливра 10 су.

Другая свадьба, на этот раз пышная, праздновалась в это же время в Брюгге. Великий герцог Запада Филипп Добрый, достигший вершины славы, 8 января 1430 года сочетался браком с Изабеллой Португальской. Именно тогда, в разгар неслыханно роскошных торжеств, он создал орден Золотого Руна63, рыцарский орден, в который вступило бургундское дворянство; среди прочих рыцарей, которых он объединил вокруг себя - как король Артур вокруг круглого стола64, - Филипп Добрый назвал и Уго де Ланнуа, который вел от его лица переговоры о заключении перемирия с Карлом VII и, кроме всего прочего, подготовил, как мы видели, план военного наступления против короля Франции, который не замедлят привести в действие.

13 октября Филипп Добрый получил титул генерального наместника короля Англии во Французском королевстве. На следующий год, 12 февраля, Бедфорд принес ему в дар графства Бри и Шампань, взяв на себя обязательство завоевать их для него. С начала завоевания он щедро раздавал французские владения своим капитанам или членам своей семьи. Для герцога Бургундского это был весьма существенный подарок, так как с присоединением этих двух графств, расположенных между его доменами в Бургундии и в Пикардии и Фландрии, его владения ощутимо увеличивались. Город Дижон вместе с представителями различных районов, оказавшихся под его властью, проголосовали за предоставление военной помощи в 12000 ливров. Тем временем под предлогом того, что в Оксере в начале апреля может состояться мирная конференция, перемирие продлили до 15 марта, но потом просили еще о нескольких отсрочках, а конференцию перенесли на июнь. Филипп Добрый, однако, не теряя времени, отправил бургундские гарнизоны в Руа и Мондидье, а в марте, не дожидаясь даже конца перемирия, направил в Шампань армию под командованием маршала де Тулонжона.

Наступление бургундцев

15 февраля Карл VII покинул свою резиденцию Мён-сюр-Йевр и обосновался в Сюлли-сюр-Луар, куда в начале марта к нему приехала Жанна. Оптимизм, который он проявил, заключив перемирие, столь некстати остановившее королевскую армию, начал уступать место вполне оправданному беспокойству. Поведение герцога Бургундского было более чем двусмысленным. Он постоянно отодвигал сроки проведения конференции, которой и должно было закончиться перемирие, требуя при этом безотлагательной передачи ему городов на Уазе, обещанных как гарантии этого самого перемирия, и начав наступление через Шампань. Зато повсюду разворачивалось освободительное движение. Внезапная операция, проведенная в Сен-Дени, положила конец присутствию там военного гарнизона бургундцев; английские войска вскоре будут изгнаны из Мелёна народным восстанием; в самом Париже в марте зрел крупный заговор, в котором участвовали представители духовенства, судейские, ремесленники, торговцы. Во главе стоял некто Жак Педриель, душа заговора. Связь между ними осуществлялась при помощи монахов-кармелитов, переодевшихся "землепашцами". Восстание провалилось из-за того, что один из них, брат д'Алле, попал в плен, под пыткой он выдал имена заговорщиков. Более ста пятидесяти человек было арестовано, и шесть публично казнено 8 апреля на Парижском рынке. Других тайком сбросили в Сену. Нескольким удалось спастись, заплатив выкуп. Но самое сильное сопротивление оказал Компьень. Во исполнение условий перемирия граф де Клермон явился в город и именем короля потребовал от его жителей сдаться бургундцам, так как наряду с Крёем и Пон-Сент-Максенсом город входил в число населенных пунктов, упомянутых в "гарантиях" соблюдения перемирия. Но горожане решительно отказались подчиниться, а капитан французского гарнизона Гийом де Флави вместо ответа привел укрепления в состояние боевой готовности; Шарлю де Бурбону ничего не оставалось делать, как признаться герцогу Бургундскому, что он бессилен заставить выполнять приказ. Жители города сделали свой выбор и были "полны решимости скорее погибнуть, погубить себя, своих жен и детей, чем передать себя во власть герцога (Бургундского)".

Очевидно, Жанна сумела воспользоваться этим месяцем мартом для подготовки к войне. Она знала, что врага победят "лишь концом копья", как она заявила Катрин из Ла-Рошели, которая предлагала ей (это ей-то!) показать, где лежат спрятанные сокровища. В том же месяце она написала два письма жителям Реймса, которые чувствовали себя более чем когда-либо в опасности: "Дражайшие и любимейшие, которых я страстно желаю увидеть! Жанна Дева получила ваши письма, где вы сообщаете, что боитесь осады"; не называя врагов, местонахождение которых прекрасно известно, она добавляет:

"Закройте ворота, так как я очень скоро буду к вам, а ежели они там будут, я заставлю их надеть шпоры, да в такой спешке, что и знать не будут, как их брать, и бежать отсюда, и так быстро, что это будет скоро".

Это письмо, совершенно в ее стиле, датировано 16 марта; через несколько дней, 28-го числа, она диктует еще одно. Тем временем Жанна узнала, что в Реймсе замышляли заговор, объединивший нескольких жителей, пожелавших отправиться к герцогу Бургундскому:

"Дражайшие и добрые друзья, до короля дошло, что в добром городе Реймсе много злодеев". Но король также знает, что в большинстве своем Реймс верен ему:

"Верьте же, что вы у него в милости, а ежели вам придется потрудиться, он придет вам на помощь, что касается осады; он прекрасно знает, как вам сильно приходится страдать из-за жестокостей, совершаемых этими предателями, бургундскими врагами". И то и другое письмо подписано. На дошедших до нас оригиналах подпись выведена уже красиво и твердо.

Зато нет никакой подписи под другим посланием, оригинал которого был найден недавно. Оно написано от имени Жанны ее духовником Жаном Паскерелем гуситам Богемии на латыни, и его содержание отражает попытки сближения Карла VII с германским императором Сигизмундом и герцогом Австрийским Фридрихом IV. Гуситов, учеников Яна Гуса, последователей религиозного движения, сказавшегося на политической жизни, вот уже около десяти лет император пытался уничтожить силой. Он призвал к крестовому походу против них, и теперь мы знаем, что войска, набранные в Англии - благодаря полученным на этот крестовый поход субсидиям, - по приезде в Кале по приказу кардинала Винчестерского Генри Бофора были направлены в распоряжение Бедфорда для борьбы с королем Франции. И вот король пытается заполучить союзников на востоке.

Тем временем Филипп Добрый не довольствуется дипломатическим наступлением. 4 апреля 1430 года он уже в Перонне, где приказал собрать свои войска. Авангард выступил под командованием Жана Люксембургского, чье имя нам еще встретится в истории Жанны. 22 апреля герцог в свою очередь трогается в путь "со всей своей мощью", Бедфорд со своей стороны ждет прибытия в Кале 23 апреля Генриха VI, который вскоре высадился с 2000 солдат и "большим количеством скота и провианта". Между тем в Вестминстере девятилетний наследник престола был коронован английским королем (6 ноября 1429 года) 65.

Впрочем, нельзя не отметить, что герцог Бедфорд столкнулся с серьезными трудностями при наборе этого контингента: дважды - об этом свидетельствуют документы - ему лично пришлось со всей строгостью вмешаться и послать предписания, чтобы заставить неподчиняющихся "из страха перед одержимостью Девы" приехать во Францию. План операции был тщательно согласован между бургундцами и англичанами. В первую очередь Филипп Добрый стремится захватить города, преграждающие проход по Уазе, в частности те, которые отказались повиноваться ему: Крёй и Компьень; Бедфорд согласен с ним, что необходимо защитить Иль-де-Франс и Париж, "сердце и главный город королевства". Для герцога Бургундского операции начались в мае. 6 мая он в Нуайоне, и крепость Гурне-сюр-Аронд, расположенная к северу от Компьеня, сдалась без боя; затем ему пришлось предпринять осаду Шуази-о-Бак, преграждающего путь к переправе через Эну, что он и делает на следующий же день, отправившись туда лично.

Только 6 мая Карл VII решился наконец признать свою ошибку. Он осознал, что бургундский кузен его одурачил. Канцлер Реньо де Шартр говорит об этом без обиняков:

"После того как он нас некоторое время развлекал и разочаровывал то перемириями, то еще чем-то, прикрываясь добрыми намерениями... достичь благого мира, которого мы так сильно желали и желаем ради облегчения участи нашего бедного народа, который, к огорчению души нашей, столь сильно страдал и страдает каждый день из-за войны, он сговорился с некоторыми силами вести войну против нас и наших провинций и верных подданных".

Но в то время, как герцог Бургундский придерживался тщательно разработанного плана сражения, обеспечив себе подкрепление английской армии. Карл VII ничего не предпринимал. Ради него действует только та, кого он лишил всех средств к действию, - Жанна Дева. Правда, новость о том, что она к чему-то готовится, быстро распространилась и посеяла панику в Иль-де-Франсе. "О ее приходе много говорили, и было много шума в Париже и других местах, противных королю", - пишет Персеваль де Кани. По словам этого хрониста, вероятно, в последние дни марта или по крайней мере в апреле Жанна покинула Сюлли-сюр-Луар с небольшим отрядом, поступившим к ней на службу: отрядом главаря наемников по имени Бартелеми Баретта и двумястами пьемонтцами. Хронист даже утверждает, что Жанна уехала без ведома короля, не простившись с ним, сделав вид, будто едет "на какую-то забаву", и, не возвращаясь, направилась в город Лани-сюр-Марн - все это кажется малодостоверным и может быть отнесено на счет свойственных Персевалю де Кани преувеличений. Однако, скорее всего, король и его советники дали ей возможность уехать на свой страх и риск. Не вдаваясь в рассуждения по этому поводу, можно сказать, что в сражении при Орлеане она была во главе армии, а уезжая из Сюлли - лишь во главе банды. С ней едет ее интендант Жан д'Олон, а также ее брат Пьер, но незаметно, чтоб ее сопровождала военная свита или пажи, и, главное, нет герольдов, выполняющих в какой-то мере официальную миссию. Она просто капитан среди прочих других, набравший наемных солдат.

Сначала Жанна направилась к Иль-де-Франсу. По ее собственному свидетельству, она провела Пасхальную неделю, а Пасха в этом году приходилась на 22 апреля, в Мелёне. Горожане не могли не отнестись к ней с симпатией и не принять ее хорошо - она только что изгнала английский гарнизон. Оттуда Жанна направилась в Лани: "Те, кто там был, вели добрую войну против англичан, находившихся в Париже и в других местах", вместе с несколькими капитанами, такими, как Жан Фуко, Жеффруа де Сент-Обен и "Канед" - шотландец Уго Кеннеди.

Тогда же она принимает участие в стычке с англобургундской бандой под командованием знаменитого наемника Франке из Арраса, чьи воины бежали, а сам он был взят в плен. Однако его выдачи требует бальи Санлиса, намеревающийся преследовать его в судебном порядке за совершение того, что мы бы назвали уголовными преступлениями. Но Жанна хочет сохранить его при себе, чтобы обменять на Жака Гийома, участника недавнего заговора, замышлявшегося в Париже, о провале которого только что узнали, - доказательство того, что Жанну держали в курсе всех дел и деяний арманьяков в столице. Между тем пришло известие о смерти Жака Гийома, вероятно приговоренного и казненного, как и большинство его товарищей. Тогда она передала Франке из Арраса в руки правосудия, и после двухнедельного процесса он был предан смерти как "убийца, разбойник и предатель". Как и большинство наемников - висельников и негодяев, - его преступления заслуживали подобного приговора.

В Лани произошло еще одно событие, на сей раз трогательное: однажды за Жанной пришли в дом, где она остановилась, и умоляли ее помочь новорожденному, который вот-вот умрет; младенцу всего несколько дней, и его еще не крестили. Там же находилась мать со своими подругами и городскими девушками. Уже три дня ребенок не подавал признаков жизни. "Он был черен, как мой кафтан", - якобы заявила Жанна. Она начала молиться. "Я стояла на коленях и вместе с девами молилась Богоматери, - должно быть, рассказывала она, - когда ребенок очнулся. Он трижды зевнул, получил перед смертью крещение и был похоронен в христианской земле".

Мы можем проследить путь Жанны до Санлиса, куда она приезжает 24 апреля. Затем ее следы теряются, но мы встречаемся с нею в Компьене, где она, несомненно, была 14 мая. В этот день городские власти дают в ее честь прием. Здесь уже находятся два важных лица: архиепископ Реймский Реньо де Шартр и граф Вандомский Людовик Бурбон. Под командованием Луи де Флави, родного брата защитника Компьеня Гийома де Флави, Жанна участвует в операции по оказанию помощи Шуази-ла-Бак. Позже внезапное наступление на Пон-л'Эвек отброшено из-за вмешательства бургундского сеньора Жана де Бримё, которому герцог Бургундский доверил охрану города Нуайона. Через несколько дней Бримё попал в засаду и был взят в плен Ксентраем.

Крепость Шуази не устояла под сильнейшим напором артиллерии герцога Бургундского. 16 мая Луи де Флави со своими людьми пришлось оставить ее и укрыться в Компьене.

Через день Жанна вместе с Реньо де Шартром и графом Вандомским покинула Компьень и направилась к Суассону, чтобы попытаться переправиться через Эну и напасть с тыла на бургундпев напротив Шуази. Но капитан Суассона Гишар Бурнель, согласившись пропустить Деву и двух высокопоставленных сеньоров, отказался впустить солдат, ссылаясь на то, что горожане не хотят их содержать. На следующий день, сообщает герольд Берри, "названные сеньоры уехали в Санлис, а названная Дева отправилась в Компьень, и тотчас после того, как они покинули Суассон, Гишар продал город герцогу Бургундскому и передал его в руки мессира Жана Люксембургского, что он сделал скверно и против своей чести".

Компьень

Возвращаясь в Компьень из Крепи-ан-Валуа, Жанна и сопровождавшее ее небольшое войско - триста-четыреста солдат - едут ночью через лес и входят в город через ворота Пьерфон "в ранний утренний час". Днем вместе с Гийомом де Флави Дева готовит операцию против одного из бургундских постов, установленных вдоль Уазы к северу от города, в Марни, где командовал Бодо де Нуайель, с целью застать врага врасплох. Бургундец Шателлен хотя и не участвовал в бою, оказался очень хорошо осведомленным и оставил нам портрет Жанны. Последний раз она предстает в обличье Девы-воина:

"Она сидела в полном вооружении на лошади, как будто была мужчиной, а доспехи ее украшала накидка из ярко-красного золототканого полотна; она ехала на сером рысаке, очень красивом и очень гордом, и держалась в своих доспехах благородно, как если бы была капитаном. ...И так, с высоко поднятым знаменем, развевающемся по ветру, в сопровождении множества благородных рыцарей, около четырех часов пополудни выступила из города".

Наступление чуть было не завершилось успехом. В Марни люди, занятые устройством в крепости, поначалу разобщены, но - не без труда - они сумели собраться, а тем временем Жан Люксембургский и сеньор де Креки, ехавшие с инспекцией, услышали поднявшуюся суматоху и забили тревогу, вызвали войска, находившиеся в засаде Клэруа; "с помощью шпор" они присоединились к сражению. "Поднявшийся повсюду шум и громкие крики привлекли людей со всех сторон, и помощь стекалась к (бургундцам) больше, чем требовалось". Тревогу подняли и в Венетт - куда в подкрепление войскам герцога Бургундского прибыли отряды англичан, - и до самого Кудэна, откуда герцог собственной персоной в свою очередь направляется к Марни. Жанна заявила позже, что дважды она отбросила врага на его прежние позиции, а на третий раз - до полпути. Однако, увидев, что из Венетт в Клэруа идет подкрепление, французы начали отходить к Компьеню. Боясь, что их охватят с флангов, многие из отступающих ринулись к мосту из лодок, выстроенному по приказу Гийома де Флави на Уазе, а Жанна, отступавшая с неохотой, прикрывала отступление. У входа на мост разгорелась яростная схватка.

"И в это время, - сообщает Персеваль де Кани, - капитан города, увидев огромное множество бургундцев и англичан у входа на этот мост, из страха потерять город приказал поднять городской мост и закрыть городские ворота. И таким образом, Дева осталась вне стен города и немного людей вместе с ней".

Как не вспоминать о предвидении Жанны, сказавшей, что она ничего не боится, кроме предательства? Тем более что Шателлен описывает момент, когда, сражаясь в последнем каре, она падает.

"Дева, превозмогая свое женское естество, совершила подвиги и много потрудилась, чтобы спасти свой отряд от поражения ...как военачальник и как самая храбрая из всего отряда. ...Некий лучник, человек резкий и крутого нрава, которому сильно досаждало, что женщина, о которой он так много слышал, вот-вот справится со столькими отважными мужчинами, ...схватив ее сбоку за накидку из золотого полотна, стянул с лошади, и она плашмя упала на землю".

Некоторые детали рассказа об этом событии в Компьене наводят на размышления. Почему, например, закрыли не городские ворота, а ворота, выходившие к крепостной стене, что не являлось необходимым для защиты города и преждевременно перерезало отступление. Уместно еще раз вспомнить опасения Жанны относительно "предательства", хотя некоторые историки и отбрасывают эту гипотезу. Рассказ Шателлена соотносится с тем, что называют "ритуал сдачи в войнах XV века". Находясь среди врагов, теснящих ее и кричащих кто громче: "Сдайтесь мне и дайте заверения!" (дайте мне ваше заверение в своей покорности), Жанна сначала отвечает: "Я поклялась и дала заверения не вам, а другому, и я останусь верной данной ему клятве". Затем следует эпизод с лучником, грубо потянувшим за накидку и сбросившим Жанну на землю, тогда как появившийся Бастард де Уэмдонн принимает обещание покорности. Этот Бастард является наместником Жана Люксембургского, от него-то плененная Жанна отныне и будет оставаться в полной зависимости. Но не только он спешит увидеть ее плененной: "Бастард, более радостный, чем если бы у него в руках оказался король, спешно перевез ее в Марни и держал под охраной до конца дела". Действительно, недалеко отсюда, в Кудэне, находится Филипп Добрый, который, предупрежденный "громкими криками и весельем по поводу пленения Девы", тут же примчался. Бургундский хронист Ангерран де Монстреле свидетельствует:

"Те из бургундской партии и англичане были очень рады, больше, чем если бы взяли пятьсот воинов, так как они не испытывали страха и не боялись ни капитанов, ни других военачальников так, как до сего дня Деву... Герцог отправился к ней туда, где ее содержали, и сказал ей несколько слов, которые я не очень хорошо помню, хотя и присутствовал при этом".

Странная забывчивость у человека, которому представилась уникальная возможность присутствовать при подобной встрече, а память обычно его не подводила!

Во всяком случае, отныне Жанна - пленница. "Я проживу год, не более", - сказала она. Для нее начинается год, который она проведет вдали от событий. Но для Истории этот год не менее поучителен, чем предыдущий.

 

[ <<< Предыдущая глава ] [ Следующая глава >>> ]

 

57 Алиенора Аквитанская и Бланка Кастильская - две королевы с разной судьбой, жившие в разных столетиях. Одна - разведенная жена французского короля Людовика VII, вышедшая замуж в 1152 г. за будущего английского короля Генриха II Плантагенета (см. предисловие). Другая - мать Людовика IX Святого. Ее жизнь и деятельность связаны с 20 - 50-ми гг. XIII в. Авторы объединяют эти имена потому, что обе они принимали активное участие в политической жизни Франции. Не очень типичная для средневековья фигура - женщина-политик, государственный деятель на троне. Алиенора Аквитанская, будучи женой Людовика VII, приняла участие во втором крестовом походе 1147 - 1149 гг. Когда же судьба привела ее на английский престол, Алиенора не раз вступала в противоречия со своим властным супругом Генрихом II, который был известен тем, что убирал со своего пути всякого, кто осмеливался ему в чем-либо перечить. Она поплатилась за свою активность и независимость суждений долгим заточением, однако не изменила себе. Уже после смерти Генриха II, в 1192 - 1194 гг., Алиенора приняла самое деятельное участие в борьбе за освобождение из плена своего сына, английского короля Ричарда I Львиное Сердце. Ее письма к римскому папе и королевским дворам Европы с просьбами о содействии свидетельствуют об уме и эрудиции, сильном характере и незаурядной политической прозорливости.

Бланка Кастильская была в 1226 - 1236 гг. после смерти своего мужа Людовика VIII регентшей при несовершеннолетнем сыне Людовике IX, а также управляла Францией в 1248 - 1252 гг., когда король участвовал в седьмом крестовом походе. Ею были подписаны важные для судьбы страны договоры, осуществлены территориальные присоединения. На троне Франции Бланка Кастильская была не временщиком, а единомышленником и помощником своего политически мудрого сына.

58 Гуситы - участники широкого национального и религиозного движения в Чехии (Богемии) за независимость и реформу католической церкви, получившего название по имени выдающегося мыслителя и идеолога чешской реформации, магистра Пражского университета Яна Гуса (1371 1415), сожженного за ересь по приговору Констанцского собора. После его казни в Чехии разгорелась настоящая освободительная война против немецкого засилья, за право иметь собственный язык и культуру, за свободу в политической и религиозной жизни. Гуситские войны (1419 - 1434) - одна из ярких страниц в истории национально-освободительных движений, пролог европейской Реформации.

59 Великим герцогом Запада называли герцога Бургундского Филиппа Доброго не только из-за его богатства и могущества, но и потому, что он властвовал над землями большими, чем любой другой западноевропейский государь, не имевший королевского титула, и даже иной обладатель короны.

60 Савойя - с 879 г. - отдельное феодальное государство, входившее в состав королевства Бургундии. В XI в. Савойя - графство, вместе с Бургундией присоединилось к Священной Римской империи. Савойя была фактически независимой частью империи. Пограничное положение герцогства заставляло его правителей балансировать в политических делах между Францией и империей. Поскольку в начале войны император считался союзником англичан, герцоги имели формальное основание занять проанглийскую позицию. Но это привело бы к крайне опасному конфликту с французской короной. Поэтому в течение всей англо-французской войны герцоги Савойские стремились занять по возможности нейтральную позицию, предпочитая выступать в качестве политических посредников.

Амедей VIII Савойский в 1391 - 1416 гг. - граф Савойи, в 1439 - 1449 гг. - антипапа под именем Феликса V.

61 Жак Кёр (ок. 1395 - 1456) - французский купец, финансист, государственный деятель. Один из первых, кто составил себе состояние не традиционными феодальными методами (военная добыча, пожалования, богатое наследство), а развитием сукноделия, международной торговлей, эксплуатацией рудников. Кёр ссудил Карлу VII большие денежные средства, необходимые для успешного завершения войны с Англией. В 1440 г. он был назначен королевским казначеем, получил дворянский титул, начал исполнять важные дипломатические поручения и оказывать влияние на политическую жизнь. В 1451 г. Кёр по наущению придворного окружения Карла VII был арестован по обвинению в государственной измене и изгнан в 1455 г. из Франции с конфискацией имущества. Умер в изгнании на острове Хиос. В 1463 г. сын Карла VII Людовик XI отменил приговор в отношении Кёра и вернул часть имущества его наследникам.

62 Французский король Филипп IV Красивый (1268 - 1314) оставил после себя троих сыновей, каждый из которых очень недолго правил: Людовик Х (1314 - 1316), Филипп V (1316 - 1322), Карл IV (1322 - 1328). Ни один из них не имел наследников мужского пола. После смерти Карла IV остро встал вопрос о наследовании французской короны, так как прямой наследник отсутствовал. Среди претендентов был молодой английский король Эдуард III, внук Филиппа IV Красивого по женской линии. Его права были отвергнуты со ссылкой на "Салическую правду" - судебник VI в., где было записано, что земля в королевстве франков не передается по наследству женщине. Этот эпизод привел к утверждению принципа наследования короны во Франции по мужской линии.

63 Светский орден Золотого руна основан герцогом Бургундским Филиппом Добрым в 1430 г. в г. Брюгге (Фландрия) в ознаменование его бракосочетания с Изабеллой Португальской. Посвящен Богоматери и святому Андрею. По уставу, число членов ордена было равно 23 во главе с гроссмейстером. Благодаря браку Максимилиана с Марией Бургундской гроссмейстерство перешло к Габсбургам.

64 Король Артур - герой чрезвычайно распространенного в XII - XVI вв. в Западной Европе цикла рыцарских романов о короле Артуре и рыцарях круглого стола.

65 См. прим. 25.