Святая Жанна д'Арк
Глава из книги "Портреты святых"
Жанна д'Арк - это, быть может, христианская святая, чей образ имеет наибольшее культурное значение.
Не потому, чтобы она была автором книг или воплотила в себе определенный культурный тип, но потому, что ее личность и ее дело ставят перед нами некоторые весьма актуальные вопросы, которые могут опрокинуть убеждения, доставшиеся слишком легкой ценой.
То, что вера не имеет и не должна иметь никакого отношения к политике, кроме отдаленного и опосредованного, что Бог никогда не выступал на стороне того или другого из войск, сошедшихся в битве, более того, что битв вообще быть не должно, что историю делают только люди с их подчас спорными убеждениями, а часто - и с дурными намерениями, что народы возникли не согласно Промыслу Божьему, но в силу случайных обстоятельств и общности интересов (прежде всего экономических), что чудо не может постоянно присутствовать в событиях обыденной жизни - эти и им подобные утверждения ныне стали чуть ли не неприкосновенными догмами как для неверующих, так и для просвещенных христиан.
Если в истории прошлого не все обстояло именно так, если в прошлом слишком часто вера вмешивалась в политику, а сверхъестественное - в исторические судьбы городов и государств, то все это в лучшем случае оправдывается ссылкой на недостаточное развитие цивилизации, в силу чего некоторая неразбериха была неизбежна. Она имела место. Ничего не поделаешь.
Это можно было бы утверждать и относительно Жанны д'Арк, жившей в XV веке, если бы не недавняя канонизация: Церковь провозгласила ее святой и признала истинной ее миссию, исполняя которую, она спасла французское королевство от англичан и бургундцев. Кроме того, следует отметить, что она была канонизирована совсем не как мученица, невинно сожженная на костре, потому что она не пострадала за веру, но была приговорена к казни из политических соображений. Она была канонизирована за послушание, с которым исполнила миссию, полученную от Бога, и с оружием в руках спасла французское королевство. И она была канонизирована в 1920 году, после беатификации в 1909 году другим святым, Пием X.
С какой бы точки зрения ни рассматривать события, перед нами нечто невиданное: девушка, которой не исполнилось и двадцати лет, была провозглашена святой за то, что она вплоть до мучительной смерти верно исполняла миссию, которую, по ее утверждению, получила от Бога: освободить один из наших европейских народов от иностранных войск, не допустив, чтобы этот народ был стерт с географической и политической карты мира, что в противном случае было бы неизбежно.
Кажется, что такое событие могло произойти только в ветхозаветные времена, когда избранный народ сражался под предводительством героев (а иногда и героинь), посланных Богом. Однако дело происходило в середине XV века. Французский летописец того времени пишет: "Посредством этой чистой и незапятнанной юницы Бог спас прекраснейшую часть христианского мира: это самое великое событие, случившееся за последние пять веков".
Даже если отвлечься от законной гордости сына Франции, событие, о котором он пишет, имело именно такое значение.
Это ставит под сомнение мысль, которая слишком часто считалась само собой разумеющейся: мысль о том, что Новый Завет отличается от Ветхого большей духовностью, что с пришествием Христа обетования о спасении утратили всякий "мирской" характер, что христианство занимается исключительно душой или в лучшем случае личностью человека.
Говорится, что Новый Завет стер границы между нациями и народами во имя вселенского единения, где, в сущности, имеет мало значения, кто ты по национальности - итальянец, француз или кто-нибудь иной. Говорится о том, что вмешательство пророков и посланников Божьих в решение политических, экономических и социальных вопросов относится к ныне уже пройденному этапу истории спасения, и многое другое.
Во всех этих утверждениях, конечно, есть доля правды, но забывается нечто существенно важное: разве не именно с Новым Заветом Бог входит в нашу историю, принимает нашу плоть, становится сопричастным к судьбам человечества?
Есть ли для Него что-нибудь невозможное, если Он поистине воплотился? Более того, не должны ли мы ожидать как раз обратного, то есть более явного и более обыденного вмешательства Бога в исторические события?
Можно ли утверждать, что Бог принимает гораздо меньшее участие в истории, творимой христианами, чем в истории, творившейся Его первым избранным народом? К тому же, если хорошенько приглядеться, исторические события, в которые вмешивается Бог, по-прежнему неизменно происходят и определяют нашу жизнь.
Мы не хотим здесь рассматривать эти серьезные проблемы (можно было бы перечислить и ряд других); мы хотим только вместе, приступая к рассказу о св. Жанне д'Арк, понять, какое значение имеет ее личность и деятельность.
Как бы то ни было, образ Жанны д'Арк всегда притягивал воображение; нет святой более любимой, святой, которая бы больше изучалась, чаще изображалась и прославлялась.
Первая поэма, ей посвященная, размером более чем в 20 500 стихов, была сочинена уже через пять лет после ее смерти.
О ней писали - с любовью или ненавистью, в зависимости от своего мировоззрения - Герзон, Шекспир, Вольтер, Анатоль Франс, Мишле, Шиллер, св. Тереза из Лизье, Пеги, Клодель, Леон Блуа, Бернанос, Дж. Бернард Шоу, Ж. Гитон, Р. Перну, Дображинский и десятки других авторов.
Ей посвятили свои музыкальные сочинения Ференц Лист, Гуно, Верди, Чайковский, Хеннегер.
Начиная уже с 1898 года было снято почти двадцать фильмов, рассказывающих о ее жизни или поставленных по мотивам исторических событий, с нею связанных. Среди них - знаменитые фильмы Де Милля, Дрейера, Росселлини, Пренингера, Брессона. Последний фильм о ней - это сатирическая комедия, снятая в 1970 году в Советском Союзе.
Легенда о Жанне д'Арк была бы прекраснейшей легендой, если бы не была доподлинной правдой, засвидетельствованной даже в подробностях: до нас дошли письма, подписанные ею, об ее товарищах по оружию можно прочесть в исторических книгах, тщательные записи всего долгого судебного процесса над ней дошли до нас в независимых рукописях трех нотариусов, которые официально на нем присутствовали; сохранились даже квитанции о выплате жалованья судьям, ее осудившим.
И никто из ее современников не оспаривал фактов, каждый сталкивался с очевидностью: лишь Божественный источник самих этих фактов оспаривался теми, кто считал их опасными для своих политических планов, именно потому, что речь шла о фактах, пожалуй, даже слишком красноречивых.
Мы упоминаем обо всем этом потому, что иногда этой "неудобной" святой хотят отвести несправедливую роль, помещая ее в фантастический, неясный, смутный мир позднего Средневековья, где нет ничего достоверного. Большинство верующих (и даже священников) почти убеждены, что история Жанны д'Арк - немногим более, чем странная, недостоверная легенда.
И это очень удобно для тех, кто не хочет задавать себе вопросов, поскольку, согласно точному определению кард. Даниелу, Жанна д'Арк - это "святая в миру", ибо "она была призвана стать святой среди всех мирских бурь".
В 1429 году Франция, измученная более чем столетней войной, вот-вот должна была пасть под натиском англичан, которые считали ее отныне своим владением, с одной стороны, и под натиском бургундцев, союзников иноземных захватчиков, которые хотели отделиться и стать независимым королевством, - с другой.
Дофин Карл VII, которого никто даже не осмеливался называть королем, вот уже шесть лет как затворился в Бурже и там жил в бедности, изоляции и состоянии нерешимости. Он еще не был коронован и сам сомневался в своем праве на корону.
Последним очагом слабого сопротивления был город Орлеан, осада которого длилась уже давно и в котором уже начался голод.
С падением Орлеана - а оно казалось делом нескольких недель - Франция должна была прекратить свое существование.
Именно тогда по Франции неожиданно разнесся невероятный слух: весть о том, что некая юная дева по воле Божьей "отправляется к благородному дофину, чтобы снять осаду с Орлеана и привести его в Реймс, дабы посвятить и короновать там".
Так дословно пишет в тот год Жан Незаконнорожденный, защищавший Орлеан и слышавший о ней, и мы можем представить себе, с каким презрением он, посвятивший защите Орлеана все свое военное искусство и мужество, воспринял эти рассказы. Или, быть может, это не было презрение, потому что тогда христианскому миру Бог не был незнаком, хотя Его иногда оскорбляли, грубо попирая Его законы.
Как бы то ни было, слыша эту весть, все были совершенно согласны в одном - в том, что "отныне только Бог может спасти Францию", либо надеясь на это, либо говоря об этом с презрением.
Как бы то ни было, преобладает в этих словах отчаяние.
Если разнесшаяся весть похожа на легенду, то в действительности Жанне, напротив, пришлось столкнуться со всем скептицизмом, который мы легко можем вообразить.
В крепости Вокулер одетая в мужскую одежду девушка, остриженная под пажа, не обращая внимания на грубые шутки гарнизонных солдат, уже три дня просит дать ей военный конвой, который бы сопровождал ее к дофину.
Даже если исполнить ее просьбу, само путешествие было бы чудом: стояла зима, и нужно было пересечь все земли, занятые врагом, избегая как встречи с неприятельскими отрядами, так и опасностей трудного пути - и все это повинуясь причудам девушки, которая бы куда лучше пригодилась на что-нибудь другое.
Мы намеренно употребляем вульгарные выражения, потому что именно так все происходило на самом деле и потому что иначе, говоря об "исполнении миссии, полученной от Бога", мы могли бы представить себе чисто духовный путь, усыпанный розами, где солдатня почтительно кланяется, оружие не попадает в цель, а стены падают сами собой.
Конечно, совсем иное выпало на долю Жанны: в лучшем случае ее слушали как безумную, с некоторым страхом, с легкой досадой, не без любопытства: она говорила о своем Господине, Которому принадлежит французское королевство, но ее Господин - это не дофин, а Отец Небесный; она должна отправиться к дофину, чтобы сказать ему, что Отец Небесный избирает его от Своего имени королем французской земли.
Только богословия этим солдатам и не хватало! Но Жанна настаивала на том, что нет времени ждать, что необходимо спешить.
Она повторяла странные, но прекрасные слова: "Время мне в тягость, как беременной женщине".
Даже солдаты не осмеливались шутить по этому поводу.
Трудно было предположить, что кто-нибудь примет ее всерьез. Однако это произошло. По сути дела, это и есть самые удивительные чудеса, значение которых должно быть очевидно для всех.
И она встретилась с королем.
Конечно, потом легенда несколько приукрасила их встречу, но главное видели сотни людей: Жанна узнала настоящего короля, хотя ее пытались обмануть, и пожелала говорить с ним наедине, без свидетелей.
Точно неизвестно, что она ему сказала, но все видели, что печальный молодой король без короны и без царства вновь обрел энергию и вкус к жизни: по словам очевидцев, он лучился от радости.
Карл поверил Жанне, но он не был легковерен: сначала он предложил ей предстать в Пуатье перед собранием епископов и богословов. Это был настоящий судебный процесс, на который девушка охотно согласилась. Она рассказала, что: "В то время, когда она ходила за скотиной, ей был голос, возвестивший, что Бог сильно скорбит о французском народе и что нужно, чтобы она сама, Жанна, отправилась во Францию. Слыша это, она начала плакать".
Именно в этом заключалась скорбная тайна Жанны, нечто вроде предчувствия: она была веселой, жизнелюбивой, была одарена чувством юмора, была сильной, как молодой мужчина, и стойкой в испытаниях, но иногда, особенно во время молитвы, плакала.
Во время этого первого процесса она покорила своих судей, в том числе и несколькими остроумными ответами. Один из вопрошавших ее богословов впоследствии рассказывал: "Я спросил у нее, на каком языке говорил этот голос, и она ответила мне: "На языке, лучшем, чем ваш". Потом я спросил ее, верит ли она в Бога, и она мне ответила: "Да, сильнее, чем вы...". Но, несмотря на внешнюю дерзость, весь облик ее дышал кристальной чистотой.
На важные, серьезные вопросы она "отвечала очень осторожно, как хороший клирик" (то есть образованный человек).
Комиссия пришла к заключению, что "принимая во внимание ее жизнь и поведение, в ней нет ничего дурного, ничего противного правой вере".
Кроме того, - таково было разумное заключение, - если отныне все говорили, что только Бог может спасти Францию, почему бы не допустить, что Он захочет сделать именно это?
Так началась воинская жизнь Жанны.
Перво-наперво она написала письмо английскому королю и различным герцогам, занявшим чужую землю.
Тон этого послания поразителен и ясно свидетельствует о том, в каком расположении ума и сердца Жанна готовилась сражаться:
"Иисус Мария. Король Англии и вы, герцог Бедфордский (следуют имена других знаменитых военачальников того времени), покоритесь Царю Небесному, верните Деве, посланной сюда Богом, Царем Небесным, ключи всех славных городов, которые вы взяли и разграбили во Франции. Она здесь и пришла от Бога, чтобы вступиться за королевскую кровь. Она готова немедленно заключить мир, если вы хотите признать ее правоту, уйдя из Франции и заплатив за то, что ее захватили...
Если вы так не сделаете, то я - военачальник и в любом месте буду нападать на ваших людей и заставлю их убраться вон, хотят они этого или не хотят. А если они не захотят слушаться, я прикажу всех убить; я здесь послана от Бога, Царя Небесного, душой и телом, чтобы изгнать вас изо всей Франции. А если они захотят послушаться, я пощажу их. И не думайте, что выйдет как-нибудь иначе, потому что вам никак не удержать владычества над французским королевством - королевством Бога, Царя Небесного... но владеть им будет король Карл, истинный наследник; потому что такова воля Бога, Царя Небесного...".
Был Страстной вторник 1429 года; и именно тогда началось победоносное наступление Девы: она была одета в панцирь, стоивший ей 100 франков, и держала в руках белое знамя, на котором приказала написать образ Христа Судии.
Обычно она "брала знамя в руку, когда отправлялась сражаться, чтобы не убить кого-нибудь", а мечом только защищалась и отражала удары.
О том, что она никогда не пролила крови, она свидетельствовала и на своем последнем судебном процессе.
Однако не нужно думать, что ее роль была чисто символической, что она была для войска чем-то вроде талисмана: она была поистине выдающимся военачальником и именно так ее воспринимали окружающие. Она определяла стратегию военных действий, возглавляла войско во время штурма, оставалась непреклонна, когда другие хотели обратиться в бегство, приходила в ярость, когда ее приказания не исполнялись.
Сейчас трудно объяснить то, что случилось, но это факт.
То была легенда, которая со дня на день становилась историей.
Дева дала четыре обещания от имени Бога: что будет снята осада с Орлеана, что дофин будет посвящен и коронован в Реймсе, как и его предшественники, что город Париж, в то время находившийся в руках англичан, будет возвращен законному королю Франции и что герцог Орлеанский, бывший тогда в плену у англичан, вернется на родину.
Так вот, все случилось именно так, как это было предсказано, хотя и казалось невероятным.
Величайшей эпопеей было освобождение Орлеана.
Когда, обойдя англичан, Жанна вошла с войском в окруженный город, ликование было неописуемым. Историк пишет: "Все чувствовали себя ободренными, как будто осада была уже снята благодаря Божественной силе, по их словам, исходившей от этой простой Девы, которую очень любили все - и мужчины, и женщины, и дети. Вокруг нее собиралась восторженная толпа, жаждущая прикоснуться к ней или к ее лошади".
От английского войска, подступившего к самым стенам, в ее адрес неслись грязные оскорбления, и уже раздавались крики о том, что ее сожгут, как только она попадет в руки англичан. Не прошло и десяти дней, как англичанам, которых ее войско атаковало из крепости, пришлось отступить от Орлеана.
Известие об этом было получено в парижском парламенте, преданном англичанам, и канцлер отметил это событие в своем реестре. Оно произвело такое сильное впечатление, что сам канцлер нарисовал пером на полях листа, как это обычно бывает в состоянии задумчивости и тревоги, изображение длинноволосой девушки, одетой в женскую одежду (он не знал о Жанне почти ничего) с мечом в руке и со знаменем, на котором была надпись "Иисус Мария".
Это первое (и сколь выразительное!) письменное свидетельство о случившемся. Невозможно перечислить здесь все сражения, которые за ним последовали: мы можем лишь упомянуть о триумфальной встрече с дофином после победы под Орлеаном, о других военных кампаниях при Луаре, наконец, о походе к Реймсу, где Карл наконец был коронован.
Вот как один придворный описывал это событие в письме королеве-матери, которая при нем не присутствовала: "И в тот момент, когда король был посвящен и когда ему возложили на голову корону, все закричали: "Ноэль!". И трубы затрубили так громко, что казалось, будто свод церкви вот-вот расколется. И во время сказанного таинства Дева стояла рядом с королем со своим знаменем в руке. И было прекрасно видеть, с каким достоинством держался король и Дева. И знает Бог, было ли желанно Ваше присутствие!".
В этом рассказе есть деталь, над которой стоит задуматься: со времен обращения Хлодвига, произошедшего почти тысячелетие назад, в рождественскую ночь 498 года, во Франции стало традицией, чтобы толпа приветствовала короля на коронации криком: "Ноэль, Ноэль!" ("Рождество! Рождество!"), так сильно было в христианах того времени ощущение связи между событиями их истории и таинствами христианской веры.
В конце церемонии Жанна, плача, наклонилась, чтобы по обычаю обнять колена короля, говоря ему: "Любезный король, отныне совершилась воля Божья".
И хронист пишет: "Никто не мог смотреть на них без великого волнения".
Говоря обо всей военной эпопее, мы должны отметить еще два обстоятельства: во-первых, то, что во время сражений Жанна как бы возродила священные законы рыцарства (ведь во время Столетней войны, которая велась вооруженными бандами наемных солдат, военные действия отличались беспрецедентной жестокостью): перемирие в праздничные дни, категорический запрет на грабеж и насилие по отношению к мирному населению, постоянное стремление самих солдат вернуться к практике общей молитвы, участие в церковных таинствах, нравственная и физическая чистота.
Все это может вызвать улыбку, но всего этого Жанна добилась, и солдаты, даже самые неотесанные, следовали ее духовным путем. Это была единственная армия того времени, которая не везла с собой тех, кого называли "дочерями полка".
Кроме того, необходимо вспомнить о том, что с тех пор слава о Жанне прошла по всей Европе: достаточно привести один факт, чтобы показать, какое глубокое влияние оказала она на современную историю.
Величайшая французская поэтесса того времени, предшественница современных феминисток, написала в своей поэме: "В 1429 году вновь воссияло солнце...".
В те времена о новостях узнавали прежде всего от итальянских банкиров, у которых были корреспонденты по всей Европе.
В реестре Антонио Морозини в Венеции имеется запись о письме из Буржа, в котором его корреспондент рассказывает ему о деяниях Девы, добавляя, между прочим, колоритную деталь: "Один англичанин по имени Лауренс Трент, человек честный и здравомыслящий, пишет обо всем этом, размышляя о том, что говорят в своих письмах люди, достойные уважения и всяческого доверия: "От этого можно сойти с ума!".
И, продолжая рассказ о Жанне, корреспондент пишет: "Говорят, что это великое чудо!".
История Орлеанской Девы стала легендой уже тогда, в год, когда она вела военные действия.
В Италии герцогиня Миланская Бона Висконти обратилась к Жанне с просьбой помочь ей вернуть свое герцогство, а один знатный житель города Асти послал Филиппу Висконти сочиненную им поэму о пастушке из Домреми.
Во Франции самые знаменитые сочинители уже посвящали ей поэмы, написанные в библейском тоне, где она прославлялась в тех же выражениях, что и Дева Мария. О ней писали: "Чудесная Дева, достойная всяческой хвалы... Ты - величие Царства, ты - свет лилейный, ты - слава не только французов, но и всех христиан" (Ален Шартье).
Даже знаменитый богослов Жан Герзон (которому приписывается книга "Подражание Христу"), написал хвалебное сочинение в ее честь еще при ее жизни.
Однако эта юная воительница, изумлявшая мир, говорила о себе: "Я проживу еще год или немногим больше".
Уже во время праздничного пира по случаю посвящения короля придворные начали плести интриги, создавать группировки, готовить предательство.
Сначала у Девы было лишь смутное горестное предчувствие.
Она говорила одному из друзей: "Да будет угодно Богу, Творцу моему, чтобы теперь мне было позволено удалиться, оставить оружие и идти прислуживать отцу и матери, пася овечек...".
Казалось, решимость снова оставила короля, он медлил. По мнению Жанны, они были бы уже в Париже, но Карл вступил в тайные переговоры с бургундцами. Когда он понял, что его обманули, было уже слишком поздно.
Так делу Жанны был положен грустный конец, хотя самое главное было сделано, англичанам пришлось навсегда отказаться от намерения покорить Францию, и история пошла по иному пути, чем тот, который они себе представляли и почти осуществили.
Однако Франции были суждены годы нищеты и войн, а Жанна была брошена на произвол судьбы.
Она продолжала мужественно сражаться в мелких стычках и сражениях третьестепенного значения, однако ей неизменно запрещали предпринимать какие бы то ни было важные действия... Решение взять Париж было принято слишком поздно.
Жанна говорила: "Я не боюсь ничего, кроме предательства".
И ее предали: когда при защите Компьеня она великодушно осталась с немногочисленными верными ей солдатами отражать натиск врага, чтобы позволить войску вернуться в город, капитан крепости приказал поднять подъемный мост, отрезав ее.
Ее схватили с "большей радостью, чем если бы взяли пятьсот солдат", по словам хрониста. А один бургундский (то есть "вражеский") солдат, присутствовавший при этом, сказал, что капитан, принявший шпагу Жанны, которую проволокли по земле в знак сдачи, был "так рад, будто взял в плен короля".
Так начался второй акт драмы Жанны д'Арк, вторая война, также полная сражениями, которые она вела, находясь в тюрьме в ужасных условиях, днем и ночью под наблюдением трех грубых и пьяных стражников, с цепями на ногах. Она была в плену у бургундцев, но ее оспаривали англичане и господа из парижского университета. Ее продали англичанам за 10 000 франков.
"Я предпочла бы умереть, чем попасть в руки англичан", - говорила Жанна. В конце концов она попала в руки епископа Бовэ, который под надзором англичан должен был судить ее по подозрению в ереси. Если бы ему это не удалось, англичане выдумали бы что-нибудь другое, но совершенно ясно, что Жанна должна была быть опорочена и умереть.
Только доказав, что Жанна не была послана Богом, англичане могли вновь надеяться покорить Францию.
Запутанный, драматический процесс длился четыре месяца, и разобраться в том, где правда, было почти невозможно. Не все действовали злонамеренно: слишком легко было придти к нужным заключениям, когда готовые решения подсказывались.
Те, кто думал, что король Англии является также законным королем Франции (а для этого были основания), должны были "поневоле" заключить, что голоса, о которых говорила Жанна, были обманом, иллюзией, быть может, дьявольским наущением.
По этому поводу было нетрудно придти к соглашению. Верить в сверхъестественное вмешательство, особенно в том, что касается конкретных, реальных исторических событий, всегда и для всех нелегко, особенно для тех, кто посвятил всю жизнь делу, которое он считал справедливым или полезным.
Причиной осуждения Жанны стало не то, что многим не удалось поверить ей (то же самое произошло бы и сегодня!). Истинной подоплекой его было то, что Жанна, действуя по наитию, стала играть слишком важную роль: от того, что она сказала или сделала, зависело все влияние короля Франции, то есть был ли он избран и коронован благодаря вмешательству Божьему.
Уничтожить Жанну, в том числе и духовно, было для англичан исторической необходимостью, прискорбной, но неизбежной.
Здесь можно привести одно сравнение: для Вольтера, для Анатоля Франса и других "рационалистов" осквернять память о Жанне было исторической и психологической необходимостью, коль скоро они были убеждены в том, что всякое сверхъестественное вмешательство в историю - это искусственно построенная ложь: не существует никакого Бога, никакого призвания и миссии, никакой Девы ("Девственницы") с ее священным предназначением.
В драме Клоделя Жанна д'Арк на костре автор вкладывает в уста хора в момент осуждения Жанны потрясающие и весьма знаменательные слова: "Купкюн, Жан Миди, Мальвеню, Тумуйе (это имена судей) и Анатоль Франс утверждают, что ты обманулась!". Анатоль Франс - это самый знаменитый французский писатель начала века, лауреат Нобелевской премии 1921 года, написавший о святой произведение, порочащее ее память.
Жанну д'Арк многократно оскорбляли, унижали и сжигали в ходе истории, в том числе и те, кто провозглашал себя поборником "терпимости", - для этого достаточно нетерпимо относиться к Богу.
Итак, Жанну судил церковный суд во главе с епископом, целью которого было установить, нет ли здесь ереси и/или магии, но, в сущности, подоплекой процесса была государственная необходимость. Это доказывается и тем обстоятельством, что в противоречие с законами того времени Жанну держали не в церковной тюрьме, где обращение с нею было бы совсем иным и где она, прежде всего, находилась бы под надзором женщин.
Жанна, по словам Р. Перну, посвятившей ей недавно подробное историческое исследование, "поистине является прообразом политического заключенного: человека, которого судят потому, что он подрывает существующую власть и идеологию, на которой она держится; в ходе судебного процесса используются все возможные предлоги, чтобы добиться его осуждения. Наш XX век знает достаточно примеров такого рода".
И действительно, Деву нельзя было обвинить ни в чем: не было обвинителя и не было адвоката. Конечно, в те времена нельзя было обвинить ее в том, что она начала военные действия и одержала в них победу. Она не преступила ни Божеского, ни человеческого закона. Ее можно было осудить только на основании тех ответов, которые у нее удавалось вырвать, когда она защищалась против обвинений, запутав ее в сложных вопросах, поставив под сомнение то, что трудно поддается исследованию и по природе своей темно.
Жанну судил суд, состоявший из внушительного числа людей с солидной богословской подготовкой, хотя только двое из них могли принимать решения: епископ Пьер Кошон (чья фамилия звучит весьма двусмысленно ["Кошон" по-французски означает "свинья". - Прим. пер.]) и инквизитор-доминиканец. Последний принимал участие в судебном процессе против своей воли.
Обвинительного приговора в ереси удалось добиться посредством тонких ухищрений, в справедливости которых в конце концов удалось убедить большую часть судей.
С точки зрения епископа, которого поддерживали англичане и который находился от них в зависимости, это был классический пример того, как цель оправдывает средства.
Прежде всего, Жанна утверждала, что ей постоянно дают советы и ею руководят "голоса", следовательно, что она находится в общении с миром святых.
Если бы ее судили сегодня, многие назвали бы ее сумасшедшей.
Так было и в те времена. Но тогда можно было идти еще дальше, обвинив ее в колдовстве, общении с нечистыми духами, в том, что она ведьма. От одного до другого был один шаг (для многих это справедливо и сегодня). Постоянные инсинуации такого рода создали атмосферу, которая морально "оправдывала" вмешательство Церкви.
На этой почве впоследствии могло начаться обсуждение действительно сложных богословских вопросов, ответы на которые, конечно, были связаны с риском.
" - Если бы Церковь сказала ей, что эти голоса лживы, согласна ли была бы Жанна допустить это?".
Нет, она не могла отречься от своей совести и от своей миссии.
" - Значит, в ее намерения входило противопоставить небесную, духовную Церковь Церкви земной? Значит, в ее намерения входило противопоставить Бога Церкви, а Церковь - Богу?".
В эпоху внутрицерковных споров, когда уже началось брожение, впоследствии вылившееся в протестантскую схизму, в этих вопросах запутался бы и богослов.
Жанна в тревоге возражала:
"Для меня Бог и Церковь едины, здесь не нужно создавать трудностей, разве есть какая-нибудь трудность в том, чтобы они были едины!".
Так, как храбрый солдат, она пыталась перейти в контратаку. Но когда судьи заключали, что в таком случае она должна повиноваться Церкви (то есть - этому суду, вот в чем заключался обман), которая считала ее голоса ложными и дьявольскими, она отвечала, что должна повиноваться прежде всего Богу. Судьи настаивали: "Вы считаете, что не подчиняетесь Церкви Божьей, сущей на земле? - Да, я считаю, что подчиняюсь, но только после того, как сперва послужу Господу нашему".
Это было хождение по краю пропасти, которое заставляло задумываться и вызывало подозрения у многих богословов и судей, привыкших к изощренным университетским диспутам.
Однако Жанне удалось разрешить загадку по наитию: она сказала, что готова принять любое решение, если оно будет исходить от Папы: "Я полностью препоручаю себя Богу и нашему святейшему отцу Папе".
Часто на процессах инквизиции такой фразы бывало достаточно, чтобы приостановить процесс и передать его материалы Первосвященнику.
Но Жанна уже была осуждена. Ей сказали, что Папа слишком далеко. Но по крайней мере исключительно на этом пункте обвинения уже не настаивали.
Однажды, когда судьи пытались рыться в ее жизни и в ее душе, она сказала: "Без благодати Божьей я не смогла бы сделать ничего".
Вопрошавшие уцепились за эту фразу, задав коварный вопрос, уверена ли она в том, что находится в состоянии благодати Божьей. Если бы она ответила "нет", она бы сама себя осудила, если бы ответила "да", ее могли обвинить в гордыне, в ереси, поскольку богословие учит, что никто не может быть уверен в том, что находится в состоянии благодати.
Ответ Жанны поразил судей. Она сказала: "Если я не нахожусь в состоянии благодати, да дарует мне его Бог; а если я в нем нахожусь, да утвердит меня в нем Бог, потому что я была бы несчастнейшим человеком в мире, если бы знала, что не нахожусь в состоянии благодати Божьей".
Она повторяла: "Я добрая христианка, крещеная, как положено, и умру как добрая христианка. Что касается Бога, я Его люблю, служу Ему, я добрая христианка и хотела бы помочь Церкви и поддержать ее всеми своими силами".
Многие судьи были смущены и призадумались. Епископу надо было торопить время. Оставалось единственное обвинение, внешне самое безобидное. Надо было сделать его более весомым. Речь шла о мужской одежде, которую носила Жанна: "одежде короткой, легкой, бесстыжей", как говорили обвинители, потакая болезненному воображению многих.
Жанна совершила ошибку, не придав этому значения и сказав: "Одежда - это дело нестоящее и маловажное".
Она не знала, на что способны ее враги: они приказали принести эту мужскую одежду, как символ греха, символ ее военных походов, приличествующих мужчине, символ ее жизни в чуждой среде, короче говоря, чего-то "неестественного" с примесью извращенности.
От нее потребовали снова надеть женскую одежду. Внешне это требование было продиктовано соображениями здравого смысла, но вот какова была его подоплека: мужская одежда, "тесная и зашнурованная", как говорила сама Жанна, была ее единственной защитой, когда она проводила долгие тюремные ночи во власти солдатни. Если бы у нее не было этой последней защиты, она потом никак не смогла бы доказать, что стала жертвой насилия, и ее бы обвинили в том, что она совсем не Дева (то есть девственница), как она себя называла. На этот предмет ее уже дважды обследовали.
Поэтому Жанна согласилась вновь одеть женскую одежду при условии, что ее переведут в церковную тюрьму, где она бы находилась под защитой. Ей это обещали. Она оделась по-женски, но ее отправили в тот же карцер с теми же солдатами. Она снова одела мужскую одежду, и никто не воспрепятствовал ей это сделать.
Ее обвинителям только того и нужно было: Жанна вернулась на прежний путь. Путем манипуляций с актами процесса ее первая уступка (согласие вновь надеть женскую одежду) была представлена как отказ от миссии, по ее словам, полученной от Бога, а возвращение к мужской одежде - как возвращение к прежним заблуждениям. Следовательно, она встала на прежний путь: она была не в силах отказаться от этой двусмысленной одежды, как от амулета, который человека приворожил. Наказанием, предусмотренным за возвращение к ереси и ведьмовству, было сожжение на костре.
Когда утром 30 мая ее вывели из тюрьмы, чтобы повести на смерть, она встретила в дверях человека, который ее осудил и сказала ему: "Епископ, я умираю по вашей вине!... Взываю к Богу через вас!".
О том, что весь процесс был чисто политическим, свидетельствует один хорошо засвидетельствованный эпизод, который поистине открывает помышления многих сердец.
Жанна умерла потому, что епископ Церкви счел ее еретичкой и отлучил от Церкви, но когда тому же самому епископу сказали, что отлученная просит предсмертного причастия (что должно было бы быть невозможным), епископ дал очень странный ответ: "Пусть ей дадут таинство Евхаристии и все, чего она попросит". Он знал, что речь шла не об отлучении, но о политическом преступлении.
Ее так торопились умертвить, что светскому суду даже не оставили времени для вынесения приговора (а именно этот суд формально должен был приговорить ее к смерти).
В сопровождении внушительного числа солдат ее привели к месту казни на старой рыночной площади в Руане и привязали к высочайшему костру. Один из очевидцев пишет: "С великим благочестием Жанна попросила, чтобы ей дали крест, и, услышав это, один из присутствовавших англичан сделал маленький крест из оконечности палки и дал его ей, и она приняла его благочестиво и поцеловала его, вознося жалобу Богу Искупителю нашему, пострадавшему на кресте... и положила этот маленький крест себе на грудь между телом и одеждой".
Тем временем один монах отправился в ближайшую церковь, чтобы взять там большой крест, который носили во время процессий, чтобы он был ей виден с костра.
Некоторые кричали и негодовали. Многие плакали.
Один свидетель, которого трудно заподозрить в сочувствии - палач, который во время процесса был наготове, чтобы пытать Жанну (но потом судьи отказались по крайней мере от этого), - рассказывал: "Когда ее охватил огонь, она более шести раз воскликнула: "Иисусе!", и особенно громко закричала: "Иисусе!" на последнем дыхании, так что все присутствующие могли ее слышать. Почти все плакали от жалости!". Даже некоторые из солдат, настроенных наиболее враждебно, которые по своей воле с радостью подкладывали вязанки в костер, в конце концов стали плакать и напились в городских харчевнях, чтобы забыть об увиденном.
Даже секретарь английского короля, по словам очевидца, "возвратился после казни Жанны стеная и печалясь и плакал о том, что он видел там, говоря: "Мы все погибли, потому что сожгли человека доброго и святого".
Монах-доминиканец, державший крест, рассказывал впоследствии, что палачу приказали все сжечь и прах развеять по ветру, но хотя он непрестанно лил масло, серу и бросал угли на жалкие останки, сердца Жанны угасить так и не удалось, "что явно было чудом".
Прошло двадцать пять лет и наконец - после процесса, на котором были заслушаны 115 свидетелей и допрошены все, кто знал Жанну с детства (среди свидетелей была и ее мать) - в присутствии папского легата Жанну реабилитировали и признали возлюбленнейшей дочерью Церкви и Франции.
После ее первого рокового процесса, став свидетелем ее смерти, один из современников написал слова, исполненные скорби: "Всего пять или шесть месяцев назад ей исполнилось девятнадцать смиренных лет, и ее прах был развеян по ветру". Во время второго процесса, ее реабилитировавшего, прозвучали ее слова, о которых вспомнили очевидцы, - слова, проникнутые смиренной покорностью: "Я прошу, чтобы меня отправили к Богу, от Которого я пришла".
И все, кто хорошо знал ее, в один голос сказали: "В ней не было ничего, кроме хорошего".
Великий писатель Ш. Пеги представил себе детство Жанны д'Арк и увидел тайну ее харизмы, нарисовав образ маленькой пастушки, которая почти отчаивается, видя вокруг себя зло, которое кажется непобедимым, но, с другой стороны, упорно желает, чтобы все спаслись. Вспомним в заключение молитву, которую Пеги вложил в уста маленькой Жанны:
"Если еще было недостаточно святых - мужчин и женщин, пошли нам их, пошли нам их столько, сколько надо будет, посылай их до тех пор, пока враг не утомится. Мы последуем за ними, Боже мой. Мы сделаем все, чего Ты пожелаешь. Мы сделаем все, что нам скажут от имени Твоего... Почему столько добрых христиан, но нет доброго христианства? Наверно, что-то не так. Если бы Ты нам послал, если бы Ты только захотел послать нам одну из Твоих святых... что-нибудь новое, ранее никогда не виданное".
Случилось именно это - Бог послал Франции и Церкви новую святую, не похожую ни на одну другую.