Олег-Михаил Мартынов
под ред. Марии Лавренченко

Пламя веры в стране ледников

Рассказы о христианизации Скандинавии дошли до нас в составе саг — источников, обладающих своей особой спецификой: с одной стороны нет сомнения в том, что в их основе лежит устное предание, повествующее о происходивших некогда событиях, с другой стороны, от реальных событий до записи текстов прошло несколько столетий, за которые повествование могло претерпеть ряд трансформаций. Одни детали могли быть утрачены, другие — додуманы; но главное, что саги достаточно верно передают сам дух эпохи.

Исландия, «страна льдов» — плоть от плоти скандинавского мира, «Скандинавия в концентрированном виде», и в то же время — страна особая, похожая и не похожая на другие. Так же по-особому была она и крещена. Принятие христианства исландцами не только стоит особняком в истории христианизации Европы в целом, но и радикально отличается от того, как болезненно и долго этот процесс проходил в других скандинавских странах (да и у нас на Руси — Гардарики¹ скандинавских саг). Быстрое и сравнительно бесконфликтное принятие новой веры настолько идет в разрез с принятыми стереотипами о патриархальной косности средневековой культуры, что выглядит скорее как сказочное предание, чем как описание действительных событий.

¹ Garðaríki — «страна городов» — скандинавское название Древней Руси, связанной со Скандинавией теснейшими культурными узами.

Однако Исландия, страна народовластия, в условиях принципиального отсутствия власти конунга или короля имела настолько отработанные «народные» механизмы разрешения конфликтов (а различия в вере и законах жителей одного острова воспринимались именно как конфликт), в том числе привлечение третьих лиц, обладающих авторитетом у двух конфликтующих сторон, искусство компромисса, что столь тяжелый для других народов момент разрыва с прошлым был преодолен достаточно легко².

² J. Byock. Viking Age Iceland. 2001. p. 301.

Здесь речь у нас пойдет о самых интересных и захватывающих эпизодах того, как это было.

* * *

«До того, как Исландия была заселена из Норвегии, там жили люди, которых норвежцы назвали папарами³. Они были христиане и, как полагают, прибыли морем с запада, потому что после них нашлись ирландские книги, колокольчики⁴, посохи и другие вещи. По этому можно понять, что они были людьми с Запада»⁵. Так говорится в «Landnámabók» — средневековой «Книге о занятии земли». Однако к тому времени, как в 874 году на острове высадились первые поселенцы-скандинавы — или же как раз по причине их появления — монахи покинули Исландию. Современным археологам от них осталось только несколько крестов, выцарапанных на стенах рукотворной пещеры Кверкархеллир.

³ Папары (papar, от papa «отец») — кельтские монахи-­отшельники.

⁴ Имеются в виду ручные колокольчики, распространенные в ирландской Церкви (исл. bagall, ирл. bachall, лат. baculus).

⁵ …с Запада — т. е. с Британских островов, главным образом из Ирландии. «Люди с Запада» противопоставлялись «людям с Востока», т. е. людям из Скандинавии.

Рассказы же о том, как христианство вновь пришло в Исландию, начинаются с путешествия Торвальда сына Кодрана в Южные Земли, то есть Германию. Там, в Саксланде (Саксонии), Торвальд встречает епископа по имени Фридрек (Фридрих), который преподает ему крещение и «trú rétta» — «правильную», или «правую веру». Затем по просьбе Торвальда епископ едет с ним в Исландию — это событие относят к «тому лету, когда страна была заселена сто семь зим» (то есть к 981 г.). Торвальд повсюду сопровождает миссионера, помогает ему обустроиться и служит переводчиком.

Успех миссии был невелик.

— так начиналась виса, которую сказал однажды Торвальд. Однако же некоторых им с епископом удалось обратить. Торвард сын Мудрого Бёдвара решил даже построить у себя на хуторе церковь (упоминается, что епископ Фридрек прислал туда священника — неясно, прибыл ли тот в его свите из Германии или был рукоположен уже на острове). Однако это «очень не понравилось людям, которые были язычниками». Некий Клауви сын Торвальда сына Рева, а также собственный брат Торварда Арнгейр решили церковь сжечь. Но «когда они пришли на церковный двор, им почудилось, будто из всех окон церкви вырывается огонь, и они отправились прочь, ибо вся церковь показалась им объятой пламенем». Так они и ушли ни с чем.

Однажды Торвальд по просьбе епископа говорил о вере на тинге (общественном собрании), и язычники отвечали ему «многими и злыми словами», а после попросили некого скальда сочинить о Торвальде и епископе нид — хулительный стих. В скандинавской культуре это было одно из самых страшных оскорблений. Торвальд не стерпел и убил двоих людей. «Когда же Торвальд и епископ захотели поехать на тинг Цаплиного Мыса, язычники вышли им навстречу и так побили их камнями, что они не смогли идти дальше. После этого люди осудили их по языческим законам». На следующее лето две сотни человек собрались сжечь епископа с Торвальдом в их доме (надо заметить, что поступать так считалось у исландцев делом крайне бесчестным). «Они остановились попасти своих лошадей, прежде чем приехать на хутор у Слияния Ручьев. А когда они снова садились в седла, над ними пролетели птицы. От этого их кони испугались, и люди попадали из седел. Некоторые сломали руки, а некоторые — ноги или поранились о свое оружие, от некоторых убежали лошади, и с тем они воротились домой», а епископ и Торвальд узнали о том, какая им грозила опасность, лишь впоследствии.

Исландская миссия епископа Фридриха длилась четыре зимы. Затем они с Торвальдом поплыли в Норвегию. Там же оказался и Хедин — один из тех исландцев, кто больше всего поносил христианство. «Проведав об этом, Торвальд пошел со своим рабом и убил его». На этом чаша терпения епископа переполнилась, и он сказал, что такой мстительный товарищ ему не нужен. «Епископ отправился тогда на юг в Саксланд и там умер, и он, без сомнения, был святым», — так завершает свой рассказ о Фридреке-Фридрихе «Сага о христианстве». Должно быть, Фридрих был пламенным миссионером, но всё-таки он не сумел с достаточной лояльностью отнестись к обычаям своей несостоявшейся паствы⁶.

⁶ Что же до Торвальда, он после расставания с епископом продолжил странствовать. «Прядь о Торвальде Путешественнике» передает известие — возможно, недостоверное — о том, что он побывал в Йорсалире (Иерусалиме), а затем оказался в Миклагарде (Константинополе), откуда император Василий II Болгаробойца будто бы послал его на Восточный путь и сделал «патриархом и владыкой над всеми конунгами в Руцланде и во всей Гардарики», то есть на Руси. К этому же времени относится принятие христианства св. Владимиром, так что не исключено, что Торвальд сын Кодрана действительно побывал в качестве миссионера в Киеве. Скончался он в основанном им же самим монастыре «рядом с церковью, которая была освящена во славу Иоанна Крестителя». «Сага о христианстве» говорит, что это было неподалеку от Палтескьи, т. е. Полоцка.

Куда лучше вписался в культурный ландшафт тогдашней Исландии другой немец — священник по имени Тангбранд. «Сага о христианстве» утверждает, что это он познакомил с основами веры конунга Олава сына Трюггви, а через какое-то время и сам оказался при дворе Олава в Норвегии, где был рукоположен в священники. Олав сын Трюггви прилагал большие усилия к тому, чтобы распространять христианство в своих землях. «Он приказал построить первую церковь на острове, который называется Мостр. На этом острове он велел Тангбранду служить Мессу и дал ему двор и земли. Тангбранд был очень расточительный и щедрый человек, и вскоре у него кончились деньги. Тогда он раздобыл боевой корабль и начал разорять язычников, грабил повсюду и раздавал эти деньги своим людям». Конунгу Олаву такое поведение, несколько необычное для христианского клирика, не понравилось. Он вызвал Тангбранда к себе и обвинил в разбое. Чтобы загладить свою вину, Тангбранд предложил выполнить какое-нибудь трудное поручение, на что конунг сказал: «Мы помиримся, если ты отправишься в Исландию и сможешь покрестить эту страну».

Задача была очень сложная. Незадолго до этого Олав уже посылал с миссией в Исландию уроженца этой страны — Стевнира сына Торгильса, которого люди приняли плохо, «и хуже всех — его родичи»: нет пророка в своем отечестве! Стевнир начал рушить капища и ломать идолов, и кончилось всё тем, что на альтинге — общем собрании — «был принят закон, по которому родичи христиан должны привлекаться к суду за богохульство, от двоюродных братьев и до троюродных» («Сага о христианстве»). Тяжбу против Стевнира начали его собственные родственники, и проповеднику пришлось покинуть Исландию.

И вот ему на смену прибыл священник Тангбранд. Священника сопровождал исландец по имени Гудлейв сын Ари, о котором «Сага о Ньяле» уважительно отзывается: «Гудлейв убил на своем веку немало народу, был бесстрашен и решителен». Да и сам Тангбранд, как мы уже знаем, был в этом отношении не промах.

Некий Торкель «больше всех поносил веру и вызвал Тангбранда на поединок. Тангбранд вместо щита взял в бой распятие, и бой кончился тем, что Тангбранд победил, убив Торкеля».

Можно ли сказать, что именно Тангбранду удалось нащупать нужный баланс между христианским благовестием и теми качествами, которые ценили исландцы — физической отвагой, готовностью показать себя в бою, но в то же время и способностью договариваться миром? Жизнь человеческого общества в Исландии тех суровых веков была бы невозможна, не будь большинство его членов привержено понятию долга, чести, нерушимости договора, необходимости выполнения общих законов; а постоянная решимость людей защищать себя и своих близких силой оружия не давала нарушителям этих правил возможности распоясаться.

Среди прочего, беспокойство порядочным поселенцам причиняли выходки берсерков: саги часто рисуют их как людей, пользующихся своим положением, чтобы безнаказанно грабить и убивать всех, кто им подвернется. Их боялись, поскольку берсерки казались неуязвимыми. Впоследствии христианские толкователи будут говорить о них как об одержимых бесами.

Неудивительно, что именно с победой над берсерком было связано одно из чудес Тангбранда. Две сотни человек, собравшиеся как-то на пир, пребывали в страхе, поскольку им сказали, что туда же явится берсерк по имени Отрюгг, не боящийся ни огня, ни меча.

«Я хочу предложить вам испытать, — говорит Тангбранд, — какая вера лучше. Давайте разложим три костра: вы, язычники, освятите один, я — другой, а третий оставим неосвященным. Если берсерк испугается того костра, который я освятил, но пройдет через ваш, то вы примете новую веру». Так и было решено. «Берсерк вбежал с оружием в дом. Он проходит через огонь, который освятили язычники, и подходит к огню, который освятил Тангбранд, но не решается пройти через него и говорит, что весь горит. Он замахивается мечом на тех, кто сидит на скамье, но при взмахе им попадает в поперечную балку. Тангбранд ударяет его распятием по руке, и происходит великое чудо: меч падает у берсерка из руки. Тогда Тангбранд ударяет его мечом в грудь, а Гудлейв отрубает ему руку. Тут набежал народ и убил берсерка». В результате, объясняет «Сага о Ньяле», крестился хозяин дома со своими домочадцами и еще много народу⁷.

⁷ «Сага о христианстве» передает этот эпизод иначе: согласно ей, берсерк вызвал Тангбранда на поединок и сказал: «Ты не посмеешь биться со мной, если увидишь мои умения. Я хожу босыми ногами по пылающему огню и падаю обнаженным на острие моего тесака, и мне ничто не вредит». Тангбранд ответил: «Это решать Богу». Он освятил огонь и перекрестил тесак, после чего берсерк обжег себе ноги, а когда упал на тесак, тот проткнул его, от чего берсерк и умер. Чуть раньше с берсерками, которые «притесняли народ, выли и ходили по огню», имел дело и епископ Фридрек: он тоже освятил огонь, берсерки обгорели и были убиты.

Большим значением для миссии обладала и красота христианского культа. Еще только прибыв в Исландию, Тангбранд и его спутники поселились у Халля сына Торстейна по прозвищу Халль с Побережья. «Однажды осенью Тангбранд рано утром вышел во двор, велел расставить палатку и стал петь в палатке обедню, притом очень торжественно, потому что был великий праздник», — говорит «Сага о Ньяле». «Сага о христианстве» уточняет: «Халль и его домочадцы пришли смотреть на их обряды, услышали колокольный звон, почувствовали благоухание ладана и увидели людей, наряженных в дорогие ткани и пурпур. Халль спросил своих домочадцев, понравились ли им обряды христиан, те же выразили свое одобрение». Дальше мы вновь обращаемся к «Саге о Ньяле»:

(«Сага о христианстве» и «Сага о людях из Лососьей Долины» уточняют, что Халль и его домашние крестились в субботу перед Пасхой, то есть после примерно полугодового «катехумената»).

Нужно сказать, что как в странствиях, так и в самой Исландии многие принимали так называемое «неполное крещение». «Это был распространенный обычай у торговых людей и у тех, кто нанимался к христианам, — говорит «Сага об Эгиле», — потому что принявшие неполное крещение могли общаться и с христианами и с язычниками, а веру они себе выбирали ту, какая им больше понравится». Термин «неполное крещение» введен русскими переводчиками; в оригинальном тексте этой и многих других саг используется выражение «prim-signan», что однозначно указывает на «prima signatio» (лат. «первое знаменование») — введение в катехуменат. Священник возлагал руки на голову такому человеку и дуновением изгонял из него злых духов, затем осенял его крестным знамением на челе и клал на язык щепотку соли⁸, символизирующую очищение во Христе. (Ср. в традиционном латинском чине собственно крещения обряд, когда крещаемому также кладется на язык освященная соль со словами: «Прими соль премудрости, да будет она тебе знаком милости для жизни вечной»). «Неполное крещение» позволяло язычнику жить среди христиан и участвовать в той части Мессы, которая предшествует Евхаристии — primsigndra messa (то есть «Мессе катехуменов»)⁹. Конечно, здесь могла быть некоторая двусмысленность: проповедник считал того, кто принял «неполное крещение», вставшим на путь к полноте христианской жизни, а язычник мог относиться к обряду как к малозначащей формальности, не требующей от него отказываться от старых обычаев и от почитания старых богов. Тем не менее, многие из принявших «неполное крещение» впоследствии крестились уже по-настоящему.

⁸ См. подробнее: Успенский Ф. Б. Скандинавы. Варяги. Русь: Историко-фило-логические очерки. М.: Языки славянской культуры, 2002. с. 145–146, 160.

⁹ См.: Cleasby, Richard and Gundbrand Vigfusson. An Icelandic-English Dictionary. Oxford, 1874.

При этом никоим образом нельзя сказать, чтобы для первого поколения христиан в Исландии было характерно «двоеверие», или что исландцы — будь то христиане или язычники — вообще отличались веротерпимостью и толерантностью по отношению друг к другу.

Выше уже говорилось о том, как альтинг постановил привлекать христиан и даже их родственников к суду. Это решение не слишком активно продвигалось в жизнь; однако сами крещеные часто не желали жить среди язычников. «Прядь о Торвальде Путешественнике» рассказывает о человеке по прозвищу Мани Христианин, которого крестил еще епископ Фридрек. Мани «соблюдал святую веру и был известен многими добродетелями и праведной жизнью», построил у себя на хуторе церковь и сам ловил рыбу, чтобы кормить бедняков. «Он считал, что, поскольку по образу мыслей он далек от большинства людей, ему лучше удалиться от мирской суеты. У церковного двора остались следы изгороди, которую, как говорят, он ставил летом вокруг покоса. Он пас там свою корову, дававшую ему пропитание, поскольку хотел добывать себе пищу собственными руками и не сидеть за одним столом с ненавистными язычниками».

Приверженцы «старой веры» всячески хулили Христа, сторонники «новой» не оставались в долгу. Христианин Хьяльти сын Скегги сложил вису, которая в несколько смягченном переводе звучит так:

За такие слова его приговорили к изгнанию. Покинул Исландию и Тангбранд, узнавший, что его собираются убить. Хотя ему удалось обратить и крестить многих, он был недоволен своими успехами и считал, что никакой надежды на то, чтобы исландцы приняли христианство, нет. Выслушав его отчет, конунг Олав сын Трюггви «так разгневался, что велел схватить множество исландцев и посадить в оковы, обещая некоторым казнь, а некоторым — пытки, а некоторые были ограблены. Конунг сказал, что он отплатит им за то, что их отцы в Исландии так пренебрежительно отнеслись к его поручению»¹⁰. Но за своих соплеменников вступились Хьяльти и Гицур Белый, бывшие там же; они взялись вернуться в Исландию и продолжить проповедь Тангбранда. Сопровождать их было поручено священнику по имени Тормод и еще нескольким клирикам.

¹⁰ «Сага о христианстве».

Итак, в то лето, «когда прошла тысяча зим от воплощения нашего Господа», христиане вознамерились приехать на альтинг и говорить там о вере. В их числе был Хьяльти сын Скегги, ранее приговоренный к изгнанию; его пытались уговорить не ездить, но он всё же догнал остальных и сказал, что не хочет показать язычникам виду, что боится их. Язычники собрали большой отряд, чтобы не пустить христиан к Скале Закона; и те, и другие были при оружии, и едва не началась битва, однако неким людям — благоразумным, хотя и не крещеным — удалось ее предотвратить.

Начался тинг. «У Хьяльти и его людей был ладан на углях, — говорит «Сага о христианстве», — и благоухание чувствовалось как против ветра, так и по ветру. Тогда Хьяльти и Гицур хорошо и решительно изложили своё поручение, а люди удивлялись тому, как они красноречиво и складно говорят. Слова же их внушили такой великий страх, что никто из их недругов не посмел им возразить. Но сталось там так, что каждый начал призывать другого в свидетели, и каждая сторона, и христиане, и язычники, объявили, что не признают законов другой стороны». Это означало, что христиане и язычники не могут составлять единое общество.

Однако жить вовсе без законов невозможно, и христиане попросили Халля с Побережья провозгласить законы для них. Халль, однако, решил, что не справится с такой трудной и ответственной задачей, и обратился к законоговорителю Торгейру Годи сыну Торкеля¹¹. Торгейр был язычником, более того — языческим жрецом, поэтому решение Халля было более чем рискованным.

¹¹ Законоговоритель (lögsögumaður) у исландцев — председатель альтинга, знаток и иногда автор законов.

Торгейр улегся, накрыв голову меховым плащом, чтобы никто его не беспокоил, и так пролежал, размышляя, весь день, ночь и следующий день до того же часа.

Тем временем язычники устроили многолюдное собрание и постановили: чтобы христианство не овладело страной, нужно призвать богов и принести в жертву по два человека из каждой четверти, на которые разделена Исландия. Собрались также и христиане под руководством Хьяльти и Гицура; и у них речь тоже зашла о человеческом жертвоприношении с таким же числом людей, что и у язычников. Решили так: «Язычники жертвуют худшими людьми и сталкивают их с утесов или скал, но мы должны предпочесть добродетель и назовем это победным подношением нашему Господу, Иисусу Христу. Мы должны жить лучше и безгрешнее, чем прежде», — так рассказывает «Сага о христианстве»: то есть для христиан жертвой была не смерть, а добродетельная жизнь!

А на следующий день Торгейр поднялся, сел и послал объявить, чтобы все шли к Скале Закона. Там он начал говорить о том, что не будет мира, и дела́ пойдут скверно, если страна разделится: возникнут битвы и вражда, и в конце концов Исландия опустеет. Речь его была столь убедительна, что все согласились принять те законы, которые он провозгласит. И тогда Торгейр Годи сказал:

— Вот начало наших законов. Все люди должны быть у нас в Исландии христианами и верить в единого Бога — Отца, Сына и Святого Духа. Они должны оставить всякое идолопоклонство, не бросать детей и не есть конины¹². Если кто открыто нарушит этот закон, то будет осужден на трехгодичное изгнание, если же сделает это тайно, то останется безнаказанным.

¹² «Когда Исландия была еще совсем языческой, существовал такой обычай, что люди бедные и имевшие большую семью уносили своих новорожденных детей в пустынное место и там оставляли. Однако и тогда считалось, что это нехорошо» («Сага о Гуннлауге Змеином Языке», пер. М. И. Стеблин-­Каменского). Конь у германцев считался священным животным, которое приносили в жертву Одину и потом ели его мясо; иудеи и римляне, а за ними и христиане, напротив, не употребляли лошадиного мяса: отказ от него был одним из внешних маркеров, отличавших язычника от христианина (ср. в «Саге о Хаконе Добром» бонды-­язычники требуют от крещеного конунга Хакона, чтобы тот отведал конины; в «Саге об Олаве сыне Трюггви» одноглазый незнакомец подсовывает поварам конунга два куска жирной говядины — на самом деле это конина — чтобы тот съел их и снова стал язычником, но Олав догадывается, что под видом старика к нему приходил Один, и велит выбросить сваренное мясо). Надо заметить, что все остальные произведения, кроме процитированной здесь «Саги о Ньяле», напротив, говорят, что постановления Торгейра разрешали бросать детей и есть конину, и что эти обычаи были запрещены лишь через несколько лет.

Затем Торгейр провозгласил законы о соблюдении воскресений и постов, Рождества и Пасхи и всех других великих праздников.

Так все люди в Исландии были обращены в христианство. Вчерашним язычникам казалось, что их коварно обманули, но — закон есть закон! Крестились все, и сам Торгейр сбросил своих старых идолов в бурную реку Скьяульфандафльоут — то место до сих пор зовется Годафосс, или Водопад богов.

…Полвека и более правили в Исландии епископы-иностранцы: были среди них немцы, англичане, ирландцы и даже армяне. Наконец, в 1056 году от Рождества Христова стал епископом Ислейв, сын Гицура Белого — одного из проповедников, о которых у нас шла речь. Он получил посвящение от Адальберта, архиепископа Гамбурга и Бремена, и установил свою кафедру в Скалхольте, на юге Исландии. А учеником Ислейва был Йон сын Эгмунда, что стал святым, первый епископ в Холаре, на севере. Но это было уже куда позднее.

* * *

Насколько достоверны подробности, описанные в сагах? Как мы уже говорили, однозначного ответа на этот вопрос дать нельзя. Важны не детали, а то, что саги о крещении Исландии передают общий дух эпохи, когда христианство пришло в этот суровый и прекрасный край. Значимо для нас и то, какое важное место в этой миссионерской работе занимали миряне; примечательна также роль литургического великолепия — традиционных обрядов католического богослужения, непонятных, но в силу своей загадочной торжественности привлекательных для людей, а главное — позволяющих им прикоснуться к частичке Величия Божия и иллюстрирующих превосходство Христовой веры над любым идолопоклонством. Осознание этого превосходства и было той силой, которая двигала проповедниками Христа в эпоху, не знавшую «равноправного диалога различных истин» и прочих сомнительных завоеваний эры постмодерна.

Источники:

Книга о занятии земли: Landnámabók, цит. в пер. Т. Ермолаева (Стридманна).

Сага о Ньяле: Njáls saga, цит. в пер. В. П. Беркова (гл. XXXIX–CXXIV и CXXXI–CLIX), стихи в пер. О. А. Смирницкой и А. И. Корсуна.

Сага об Эгиле сыне Скаллагрима: Egils saga Skallagrímssonar, цит. в пер. С. С. Масловой-Лашанской (гл. I–LVII).

Сага о христианстве: Kristni saga, цит. в пер. Т. Ермолаева (Стридманна).

Прядь о Торвальде Путешественнике: Þorvalds þáttur víðförla, цит. в пер. М. В. Панкратовой и Ю. А. Полуэктова.

Прядь о епископе Ислейве сыне Гицура: Ísleifs þáttr biskups Gizurarsonar, цит. в пер. Т. Ермолаева (Стридманна).

Сага о людях из Лососьей Долины: Laxdœla saga, цит. в пер. В. Г. Адмони и Т. И. Сильман.

Автор хотел бы выразить особую благодарность Тимофею Ермолаеву (Стридманну) за выполненные им переводы, выложенные в открытый доступ.