[Размышления о литургической реформе]
(из книги "Дух Литургии")
Обряды не отгорожены друг от друга непреодолимой стеной. Между ними происходит обмен, взаимное обогащение. Самый яркий пример этого - случай двух великих центров обрядового развития, Византии и Рима. Большинство восточных обрядов в своей нынешней форме несут обильные следы византийского влияния. Рим же, в свою очередь, все больше объединял различные обряды Запада во вселенский римский обряд. Византия дала особую форму богослужения большой части славянского мира, Рим наложил свой отпечаток на литургию германских и романских народов, а также некоторых славян.
В первом тысячелетии между Востоком и Западом существовал литургический обмен. Потом, разумеется, обряды закрепились в окончательных формах, и взаимное обогащение стало практически невозможно. Важно то, что крупные обрядовые формы охватывают множество культур. Они включают в себя не только диахронический аспект, но и создают общность между культурами и языками. Они свободны от власти любого человека, местной общины или региональной Церкви. Для их сущности важна несамопроизвольность. В этих обрядах я ощущаю прикосновение чего-то, что не создано мною, чувствую, что вхожу в нечто большее, нежели я сам, в то, что проистекает, в конечном итоге, из божественного откровения. Вот почему христианский Восток зовет богослужение "Божественной литургией", выражая, тем самым, его независимость от контроля со стороны людей.
Запад, напротив, все сильнее чувствовал исторический элемент; именно поэтому Юнгман попытался подвести итог западным воззрениям во фразе "литургия такова, какой она стала". Он хотел показать, что процесс продолжается - идет органический рост, а не специально направляемое творчество. Литургию, следовательно, можно сравнить не с машиной, произведенной на фабрике, а с растением, растущим организмом, будущее развитие которого определяется законами его строения.
Но, конечно, на Западе был и другой фактор. Своей Петровой властью Папа все более открыто брал на себя ответственность за литургические правила, создавая, таким образом, юридические органы, продолжающие формирование литургии. Чем активнее проявлялся его примат, тем чаще возникали вопросы о пределах и рамках этой власти, ответа на которых так и не следовало. После Второго Ватиканского Собора возникло впечатление, как будто Папа может делать в литургической области все, что угодно, особенно - если действует по наказу Вселенского Собора. Как следствие, мысль о богоданности литургии, о том факте, что с нею нельзя поступать по собственному усмотрению, изгладилась из западного общественного сознания.
Собственно говоря, Первый Ватиканский Собор назвал Папу отнюдь не абсолютным монархом. Напротив, он представил его как гаранта послушания Слову Откровенному. Власть Папы связана традицией веры, что касается также и литургии. Она, литургия, не "создана" римскими властями. Даже Папа может быть лишь смиренным слугою ее законного развития, защищающим ее неизменную целостность и идентичность. Здесь вновь, как и в вопросе об иконах и священной музыке, мы сталкиваемся с тем, что тропы Запада и Востока разошлись. И здесь вновь верно, что особая тропа Запада, где есть место свободе и историческому развитию, не может быть всецело предана анафеме. Но если презреть фундаментальные установления Востока, лежащие в основании ранней Церкви, это приведет к разрушению основ христианской идентичности. Власть Папы не безгранична; она подчинена Священному Преданию. Тем паче - не совместима с сутью веры и литургии никакая всеобщая "свобода творчества", дегенерирующая до спонтанных импровизаций. Величие литургии зависит - нам придется нередко это повторять - от ее несамопроизвольности (Unbeliebigkeit).
Спросим же снова: что означает "обряд" в контексте христианской литургии? Ответ таков: обряд - приобретшее конкретную форму выражение церковности и идентичности Церкви как исторически трансцендентного сообщества, посвященного литургической молитве и действию. Обряд конкретизирует связь литургии с тем живым организмом, которым является Церковь, а ее, в свою очередь, характеризуют преданность форме веры, развившейся в рамках апостольской традиции. Эта связь с организмом Церкви позволяет сохранять различные виды литургии и допускает живое развитие, но точно так же исключает спонтанную импровизацию. Это касается человека и общины, иерархов и мирян. Божественная литургия, как выражаются на Востоке, сформировалась благодаря историческому характеру Божественного действия, таким же образом, как Писание - посредством людей и их способностей. Но она содержит выражение библейского наследия, выходящее за пределы отдельных обрядов, и посему в своей фундаментальной форме имеет долю во власти веры Церкви. Власть литургии вполне можно сравнить с величайшими исповеданиями веры ранней Церкви. Подобно им, она развивалась под водительством Святого Духа (ср. Ин 16:13).