Анна Розенблюм

Пророк в своем отечестве

Джон Генри Ньюмен родился в Лондоне, 21 февраля 1801 года, старшим из шести детей в благополучной протестантской семье; отец его был банкиром. Фамилия Ньюмен (Newman, иногда пишущаяся как Newmann) заставляет с известной долей вероятности предполагать среди предков по отцовской линии крестившихся евреев, однако точных данных об этом нет. Мать, урожденная Фурдринье, происходила из старой гугенотской семьи, еще в XVII веке, после отмены знаменитого Нантского эдикта, оставившей Францию. Занимаясь религиозным воспитанием своих детей, она старалась привить им скорее своего рода кальвинизм, чем англиканство. В то же время отец придерживался либеральной версии англиканства — и тоже передавал ее детям. Сам Ньюмен писал позднее об отце, что тот охотно прислушивался к мнениям различных людей, сам же рассматривал все с собственной точки зрения. О себе самом Ньюмен вспоминал, что с детства с удовольствием читал Писание, однако настоящие религиозные убеждения появились у него только в пятнадцать. Забегая вперед, можно отметить, что с религиозным воспитанием детей супругам сильно не везло: второй сын, Фрэнсис Уильям, оставил англиканство ради деизма, третий, Чарльз Роберт, и вовсе стал атеистом.

Сперва библейские чудеса стояли для мальчика в одном ряду с чудесами сказок «Тысячи и одной ночи». Он склонен был признавать в равной степени реальными как те, так и другие; был, по собственным словам, очень суеверен и боялся темноты. В четырнадцать он с удовольствием читал и обдумывал возражения против историчности Ветхого завета, а также «переписывал французские стихи, — кажется, Вольтера, — отрицавшие бессмертие души», которые казались ему в равной степени пугающими и убедительными. Год спустя Джон пережил первое свое обращение, впервые обрел живую связь с Богом живым. Хотя, строго говоря, тогда он не обратился еще к Евангелию, а скорее к трудам Кальвина, из которых и получил твердые догматические представления, в то время как внутренняя его жизнь касалась «двоих и только двоих… существ: меня самого и моего Творца». В реальности опыта своего обращения Ньюмен до конца жизни был убежден «более, чем в том, что у меня есть руки и ноги». По трудам Томаса Скотта¹, которому он «был, с человеческой точки зрения, почти обязан собственной душой», Джон впитал учение о Троице, подтверждая текстами Писания каждый член Афанасьевского Символа Веры. В дальнейшем он много лет постоянно цитировал Скотта. В те же пятнадцать Ньюмен прочел фундаментальный труд по истории Церкви; содержавшиеся в нем пространные цитаты из св. Амвросия, св. Августина и других Отцов, по сути, определили всю его дальнейшую жизнь.

¹ Томас Скотт (1747–1821) — известный англиканский комментатор Священного Писания.

Постепенно в юноше загорелось желание стать миссионером, в нем зрело ощущение, что воля Божия для него в том, чтобы жить, не имея семьи. В нем росла любовь к трудам Отцов Церкви… и твердое убеждение, что Папа Римский является ни более ни менее как антихристом.

Дж. Г. Ньюмен в молодые годы

Примерно в то же время Джон окончил школу и поступил в оксфордский «Тринити-­колледж», где изучал литературу, математику и юриспруденцию. Учился он так старательно, что в те годы навсегда подорвал здоровье. Как назло, именно на время учебы старшего сына пришлось банкротство отцовского банка (от которого, понятное дело, зависела оплата обучения). В двадцатом году Ньюмен получил степень бакалавра, а со следующего года, передумав становиться адвокатом, как планировал изначально, стал изучать уже теологию. Наконец, в 1824 году он был рукоположен в сан в государственной «Церкви Англии».

В 1831 году Ньюмен получил пост университетского проповедника. Современники называли его «Оксфордским Платоном». Он был духовным вождем так называемого «Оксфордского движения», противостоявшего новомодному богословскому либерализму и стремившегося возобновить догматический подход в учении и жизни англиканства. Именно «Оксфордское движение» было, похоже, самым важным религиозным движением внутри протестантизма того времени, — и в том, что оно сделалось столь значимым, роль Ньюмена трудно переоценить. Его началом считают проповедь Джона Кебла на тему «национального отступничества» (уже тогда, в 1833 году!), но основной корпус интеллектуального наследия этого движения — 90 произведений под общим названием «Трактаты для нашего времени», 24 из которых принадлежат перу Ньюмена. Выступая против либерализма в богословии, Ньюмен отстаивал, в частности, представление о том, что учение Католической Церкви, сформулированное на Тридентском Соборе, не противоречит «39 статьям» — основному вероучительному документу англиканства. «Оксфордское движение» ведет прямиком в Рим», — утверждали его оппоненты; англиканским клирикам — приверженцам его идей — часто отказывали от места, и многие из них служили в каком-­нибудь захолустье, а то и попросту в трущобах.

Значительное место в богословии «Оксфордского движения» занимала так называемая «теория ветвей». В то время она выглядела так: Вселенская Церковь представлена в мире тремя «ветвями»: Римской, Греческой и Англиканской. Это позволяло представить англикан как принадлежащих к великой Церкви прошлого и настоящего, несмотря на то, что они видимым образом были отделены от основной массы христиан как Запада, так и Востока. Избегая крайностей как «папизма», так и протестантизма, «Церковь Англии» должна была избрать средний путь между ними, via media, принимая истинное христианское учение — то, чему учили в древней Церкви до того, как христианство раскололось на разные ветви.

Но, постигая это древнее учение, Ньюмен не мог не обратиться и к древним ересям — тем, в борьбе с которыми оно формулировалось. Монофизиты, вдруг понял он, тоже следовали «среднему пути» между Римом и радикальными еретиками-­евтихианами. Что же это говорит о Церкви? Ньюмен сравнил протестантов с евтихианами. Рим, сберегавший ортодоксальную веру, был в те древние годы там же, где и сейчас. А что же «средний путь»? Он тоже оказывался ересью. «Я посмотрел на себя в зеркало, — писал Ньюмен впоследствии. — Передо мной было лицо монофизита». Еще через несколько лет та же история повторилась у него при изучении арианства. Вновь были радикальные еретики, был правоверный Рим, и были полуариане, стремившиеся занять компромиссное, «среднее» положение. Выходит, исповедовать древнее учение — значит исповедовать веру Римской Церкви? Англиканские лидеры шли другим путем. «Прокатолические» трактаты Ньюмена они осудили, зато всерьез обсуждали предложение учредить — не где-нибудь, а в Иерусалиме — совместное епископство для англикан, лютеран и кальвинистов, возглавляемое по очереди представителями этихтрех конфессий, заметно различающихся по своему вероучению. Такой «экуменизм» был Ньюмену дик.

Итак, в 1843 году духовный вождь «Оксфордского движения» постепенно пришел к выводу, что Англия пребывает в состоянии схизмы. В жертву этому открытию он без колебаний принес почти все, что ценил в жизни: свою университетскую карьеру (а членами Оксфордского университета могли тогда быть только англикане), авторитет ведущего богослова, движение, которому отдал столько сил, основанный им приход, сан и большую часть дружеских связей. Следующие два года Ньюмен провел почти в затворе, добиваясь окончательной уверенности, что находится на правильном пути. Наконец, в октябре 1845 года он призвал к себе католического священника, чтобы на коленях попросить того о благословении, исповеди и помощи в присоединении к Католической Церкви. Для прежней конфессии Ньюмена это была, пожалуй, самая серьезная встряска за весь XIX век. Два года спустя в Риме состоялось его рукоположение. Видный апологет англиканства, традиционно не воспринимавшего себя вне осознанной оппозиции «папистской ереси», сделался католическим священником.

Со студенческих лет Ньюмен постоянно страдал от внутренней разорванности, свой­ственной многим образованным христианам Нового времени, от необходимости найти свое место между рационализмом, религиозным либерализмом современной ему науки (по его собственным словам, его «несло по течению преобладавшего вокруг либерализма») и антирациональным, намеренно отвернувшимся от мира пиетизмом, основанным на личном опыте богопознания. Ньюмен двадцатых годов предстает перед нами в своих проповедях колеблющимся между элементами рационализма и пиетизма.

Избавление пришло для него в осознании церковного авторитета, созревшем и укрепившемся в постоянном критическом рассмотрении либерализма. Это осознание помогло ему воссоединить веру и разум, сделало его великим богословом, — и в конечном итоге привело в лоно Католической Церкви, которую он был вынужден признать единой Церковью Господней. Нам, потомкам, очень повезло: практически всю информацию об этом длительном и сложном процессе мы можем черпать непосредственно из первоисточника. О своем обращении Ньюмен много говорил и писал — в целых циклах проповедей, в «Развитии христианского вероучения» и в автобиографической «Apologia pro vita sua». Как говорил сам Ньюмен, «здоровый религиозный эгоизм» подталкивал его к тому, чтобы в письмах и автобиографических писаниях реконструировать происходившее в его душе. Он же, правда, писал и о том, что полностью изложить словами все, что связано с его путем к католичеству, он не в силах при всем желании: «в нравственные доказательства можно только врасти, но не выучить их наизусть».

Тут нужно выделить три важных фактора. Во-первых, исключительную роль в духовном пути Ньюмена сыграло изучение истории ранней Церкви и святоотеческих трудов. Этим он был занят прежде всего с 1828 по 1832 год, а первым плодом его занятий стало произведение под названием «Ариане четвертого столетия», исключительно высоко оцененное современниками, которые без обиняков называли его подлинным шедевром в области истории раннего христианства. Из трудов Отцов Церкви Ньюмен черпал понимание того, какой, собственно, должна быть Церковь Господня, в которой христианин стремится к святости, принадлежа к святости тела Христова и участвуя в Таинствах. Постепенно выкристаллизовывалось понимание, что спасения должно искать только в той Церкви, которая обладает непрекращающимся преемством от Церкви святоотеческой.

Во-вторых, не меньшее значение имела для Ньюмена его роль во главе уже упоминавшегося «Оксфордского движения», возможность на протяжении целого десятилетия бороться за очищение столь любимого им Англиканского Сообщества, за его возвращение к роли продолжателя раннехристианской традиции. Ньюмен и его соратники неустанно боролись за возвращение англиканства к догматическим принципам ранней Церкви, к вероучению первых веков христианства. Но со временем становилось все более ясно: во-первых, даже терпимости в отношении раннехристианского учения добиться в рамках англиканства неожиданно трудно, во-вторых же — эта борьба постепенно все дальше уводила Ньюмена от протестантизма. С одной стороны, англиканская иерархия отнюдь не стремилась отрекаться от того, что полагала неотъемлемой частью протестантского самосознания. С другой же — чем больше Ньюмен изучал Отцов, тем больше укреплялся в убеждении, что ранняя Церковь органично раскрывается в современном ему католичестве, что нельзя говорить об «испорченности» Церкви, на каком-то этапе якобы сделавшей ее анти-­Церковью.

Наконец, нельзя забывать о том, что на протяжении всех лет духовного поиска Ньюмен оставался в первую очередь пастырем. Его проповеди, тексты которых во множестве сохранились до сего дня, не оставляют ни малейшей возможности в этом усомниться. Таким образом, его обращение в католичество стало ни чем иным как проверкой на практике всего того, что он проповедовал другим, и в первую очередь — последовательности в стремлении к истине и в честности перед Богом и собственной совестью. Особым образом этому стремлению были посвящены два года перед непосредственным присоединением к Церкви. «Единожды я обманулся, — как же я мог быть уверен, что не обманусь вновь? Таким образом, я решил письменно рассмотреть развитие учения Церкви, приняв для себя, что если и после этого сохраню свое убеждение в правоте Римской Церкви, то предприму все необходимые шаги, чтобы присоединиться к ее пастве». К концу работы над этим своим трудом Ньюмен перестал говорить о «римо-католиках», называя их теперь просто католиками². Не дойдя еще до конца, он принял окончательное решение и самому сделаться таковым; книга в результате так и осталась незаконченной.

² В современном английском языке «Roman Catholic» означает попросту «католик» (или, как прилагательное, «католический»). Однако же во времена Ньюмена еще помнили, что по своему происхождению это выражение восходит к презрительным формулам «Popish Catholic» или «Romish», которые протестанты использовали, чтобы отличить приверженцев Римского Престола от тех, кто признавал «главой Церкви» британского монарха. — прим. ред.

Став католиком, Ньюмен оказался в совершенно непривычной для себя среде. После столетий жесткой дискриминации понятия «католик» и «образованный человек» сделались в Англии практически взаимоисключающими. Бывший университетский священник, Ньюмен служил теперь в Бирмингеме, окормляя ирландских рабочих. Однако со временем для него все важнее становилось дело проповеди среди таких же, как он, среди выходцев из тех же кругов, приходящих в Церковь взрослыми и с помощью книг, а не в детстве, за руку с родителями, дело «приготовления Церкви для конвертитов». Для того, чтобы наладить работу по наставлению в новой вере выходцев из образованных сословий, требовалось и время, и мужество. Именно поэтому Ньюмен так охотно окунулся в работу по созданию Дублинского — наконец-то католического! — университета, а также католического колледжа в рамках университета в Оксфорде. Необходимость этого предприятия пришлось защищать перед лицом не только светской власти, но и — чуть ли не в первую очередь, — католического епископата.

Для оппонентов Ньюмена ситуация усугублялась тем, что количество его сторонников неуклонно росло. До 1850 года за Ньюменом последовали в Церковь несколько сотен англиканских клириков и образованных мирян, прочитавших его «Развитие христианского вероучения»; в дальнейшем их число ежегодно возрастало, достигнув нескольких тысяч. После первоначальной радости от такого количества обращений Католическая Церковь в Англии, пережившая три века гонений и ставшая за это время «малым стадом», обнаружила себя стоящей перед неожиданной и потому особенно существенной проблемой. Как «переварить» такое количество неофитов, воспитанных в совершенно ином духе, образованных и — что было исключительно важно для католичества в те годы — не понимавших значения земного суверенитета Римского Понтифика, залогом которого сам Папа решительно считал сохранение на карте Европы независимого государства под названием Папская область.

кардинальский герб Ньюмена

Привыкший среди протестантов быть защитником церковной традиции, теперь Ньюмен неожиданно обнаружил, что многие из новых единоверцев зачислили его в либералы. При этом убеждений он не менял: сменилось окружение, сменились важные для этого окружения вопросы. Если раньше Ньюмен считался консерватором из-за своих богословских воззрений, то теперь для объявления его либералом было достаточно несогласия в вопросах совершенно повседневных и мирских. Генри Эдвард Маннинг, католический архиепископ Вестминстерский, писал в те годы: «Я вижу большую опасность для английского католицизма, в первую очередь, в лице Ньюмена, — это католицизм обмирщенный». Ему вторил монс. Джордж Тальбот, представитель Римской Курии в Лондоне: «Ньюмен — самый опасный человек в Англии!» Нельзя отрицать, что противники Ньюмена были движимы подлинным религиозным рвением, — но понятно, что от этого никому не было легче.

Возможно, величайшей апологетической работой Ньюмена можно назвать то, как он относился к этому противодействию своим начинаниям. С одной стороны, из его писем и дневников совершенно очевидно, как ему было от этого тяжело: «Я ничуть не сомневаюсь, что Католическая Церковь и ее учение происходят непосредственно от Господа, — однако я убежден и в том, что в определенных кругах преобладает духовная ограниченность, которая никак не является Божьей». Тем не менее, он пребывал в совершенном послушании: возражения и предостережения, приводимые Папой против идеи католического колледжа в Оксфорде, «могут быть полностью ложными, на ход его мыслей могли повлиять извне, он мог быть введен в заблуждение, его советчики могут в своих действиях совершенно явно проявлять властолюбие, коварство и жестокость… Но пока Папа говорит как власть имеющий, он говорит то, что желает Господь. Все несовершенство, все грехи конкретных людей используются Провидением для достижения цели, ведомой Господу нашему».

В шестидесятые годы XIX века пожилой уже Ньюмен руководил основанным им ораторием, жившим по уставу св. Филиппа Нери. Вместе с ним там служили и другие священники, обратившиеся из англиканства. Кроме того, в те годы он создал три прихода, несколько католических школ, неустанно проповедовал, окормлял неизлечимо больных, — и на фоне всего этого переживал не менее продуктивный творческий период, чем тот, что был в его жизни до принятия католичества. Тогда появилась «Апология», поистине завоевавшая Англию, многочисленные стихи и статьи, а также венец богословского творчества Ньюмена — «Грамматика согласия» и комментарии к более ранним его произведениям. Ньюмену довелось стать католическим апологетом в эпоху агностицизма, подкреплявшегося модной теорией эволюции. В 1879-м новый Папа Лев XIII провозгласил всемирно известного к тому времени английского богослова кардиналом — «il mio Cardinale». Новоиспеченный кардинал-­диакон испросил у Папы дозволения остаться в своем «дорогом оратории», а девизом избрал слова «Cor ad cor loquitur» («Сердце обращается к сердцу») — можно сказать, девиз всей своей священнической жизни. Его титульным храмом стала церковь Сан-­Джорджио-ин-­Велабро. Возведение Ньюмена в кардинальское достоинство стало не просто признанием его заслуг, но и послужило заметному укреплению положения католической веры в глазах английского общества.

В 1880-е годы кардинал Ньюмен, чье здоровье все более оставляло желать лучшего, занимался уже только ораторием и переработкой некоторых своих трудов — в частности, переводов св. Афанасия. В одно из последних своих произведений, 1884 года, он обращается к вопросу о боговдохновенности Священного Писания — вдохновленного Духом Святым в вопросах веры и морали и предоставленного Церкви для безошибочной интерпретации, поскольку Библия есть книга Церкви и, строго говоря, немыслима без нее.

Престарелый кардинал — ему было без малого девяносто — скончался 11 августа 1890 года. Похоронили его в Бирмингеме, где он служил.

Его беатификации с нетерпением ждали многие, и многие радовались в самых разных концах земли, когда 19 сентября 2010 года она наконец-то произошла. Можно назвать блаженного Джона Ньюмена олицетворением единства христиан — единства в его католическом понимании, то есть такого, какое возможно лишь в истинной вере, неразрывно связанной с подчинением богоустановленной власти преемника св. Петра.

[ Дополнение: 13 октября 2019 г. Джон Генри Ньюмен был канонизирован. ]