Евгений Розенблюм

Как сын раввина стал отцом апостолов

Яков Либерман родился в городе Саверн, во французском Эльзасе, 12 апреля 1802 г. Его отец, рав Лазарь Либерман, главный раввин Эльзаса, был известен своей образованностью и консервативностью, чем заслужил уважение среди иудеев даже по ту сторону французско-немецкой границы. Мать Якова, Лия, была дочерью одного из крупнейших учителей Талмуда в Эльзасе, раввина Якова Халлера Леви. Она умерла, когда Якову было 11 лет. Всего в семье было семеро детей: шесть сыновей — Самсон, Давид, Енох, Фелькель, Яков, Нафанаил — и самая младшая, дочь по имени Эсфирь. Дети получили глубоко религиозное воспитание, их учили строго соблюдать заповеди, а двух своих наиболее многообещающих сыновей — Самсона и Якова — отец готовил к тому, чтобы они сами стали раввинами. Яков блестяще окончил еврейскую школу, знал наизусть большие отрывки из Торы. Величие Божье захватывало его дух, а потому он был очень благочестивым отроком и любил молитву «Шма, Исраэль» — одну из главных молитв иудаизма: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть; и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею и всеми силами твоими. И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем. И внушай их детям твоим и говори о них, сидя в доме твоем и идя дорогою, и ложась и вставая; и навяжи их в знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими, и напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих» (Втор. 6:4–9).

С 13 лет иудейский мальчик считается совершеннолетним и способным — а значит, и обязанным — исполнять все те же заповеди, что и взрослый мужчина. Теперь он бар-мицва — «сын заповеди». Так же называется и обряд, совершаемый над ним в синагоге. После бар-мицвы Яков, очень любивший Слово Божье, начал кроме него изучать также Талмуд. В 1822 г. он отправился в Мец, чтобы закончить там свое образование и через несколько лет вернуться домой раввином — помощником, а затем и преемником пожилого отца. Однако Бог отцов его, Бог Авраама, Исаака и Иакова, рассудил иначе.

Стоит сказать, что французские евреи в это время переживали ломку вековых устоев. Если раньше они жили в замкнутом мирке своих общин, почти не соприкасаясь с христианскими соседями, то теперь всё было не так. Революция, сделав евреев такими же гражданами, как и все остальные, стала толчком к разрушению их культурного своеобразия. Боясь, что молодежь в таких условиях может утратить иудейскую веру и перестать следовать традициям, многие авторитетные раввины выступили против эмансипации. Чтобы способствовать сохранению еврейских обычаев, в доме Либерманов не говорили по-французски — только на иврите и идише. Как станет ясно в дальнейшем, опасения рава Лазаря и других противников эмансипации были не беспочвенны.

В Меце Яков был поражен обнаруженным им несоответствием между величием Бога любви и милосердия, о Котором он читал и в Которого верил, и нравами единоверцев, с которыми он познакомился в иешиве (учебном заведении для будущих раввинов). Видя повсюду грубость, нетерпимость и спесь, он оказался в тяжелейшем кризисе веры. «Кто может доказать, что Тора — богодухновенное Писание? Можно ли всерьез верить в описанные в ней чудеса? Точно ли евреи — избранный Богом народ?» — все эти вопросы мучили юношу, впервые оказавшегося вдали от строгого отцовского дома. Крупный город начала XIX века давал на них свои ответы. В Меце Яков прочел Новый Завет, но еще он читал Вольтера и Руссо, общался со студентами, отличавшимися нигилизмом и фривольностью, ходил на их встречи. В конце концов он признался: «Я не верю в Библию».

Здесь уместно сделать небольшое отступление и рассказать о брате Якова Самсоне Либермане и его товарище — Давиде Драхе. Самсон, первенец в семье, был старше Якова на 12 лет. Выше уже говорилось, что именно этих двоих сыновей отец хотел увидеть раввинами. Самсон и Яков, несмотря на разницу в возрасте, всегда были особенно близки друг другу, Яков во всем старался брать пример со старшего брата, но Самсон первым разочаровал отца — он стал врачом. Зато его друг Давид Драх сделался раввином и приобрел известность среди иудеев своей ученостью. Переехав в Париж, он стал изучать историю александрийской экзегетической школы, и в особенности — Септуагинту. Желая опровергнуть обвинения со стороны христиан, утверждавших, что иудеи изменили текст знаменитого пророчества Исаии о рождении Христа от Девы, он в конечном счете сам убедился в этом, признал мессианское и Божественное достоинство Иисуса и был крещен на Пасху 1823 г. Стал католиком и Самсон Либерман…

Но вернемся к Якову. Пустота, образовавшаяся в его душе, мучила его. Он разрывался между иудаизмом, католичеством и материализмом, будучи не в силах ни признать истинным одно из этих трех учений, ни жить дальше со своими сомнениями. А кроме того, он боялся, что новость о его уходе из иудаизма может в самом прямом смысле слова убить пожилого отца. Тем более, что к этому времени, кроме Самсона, перешли в христианство еще два брата — Фелькель и Нафанаил (еще один, Давид, тоже крестится — спустя десять лет). Именно Фелькель посоветовал Якову обсудить свои сомнения с Давидом Драхом. И здесь Яков сделал нечто удивительное в его ситуации: он решил спросить разрешения поехать в Париж к Драху у отца. В октябре 1826 г. он едет в родительский дом, где старый рав Лазарь лично принимает у сына экзамен на знание Талмуда. Оценка — «чудесно». После этого Яков и задал свой вопрос. Юноша был уверен, что отец запретит ему. Но тот неожиданно согласился. Впрочем, объяснялось это просто: известие о крещении парижского раввина уже достигло Меца, но еще не пришло в Саверн.

Итак, Яков отправился в Париж. После разговоров с Драхом он был почти готов принять христианскую веру, если бы не два «но». Для него все еще оставались неприемлемы почитание Девы Марии и учение о Евхаристии. Теперь сомнения мучили его еще сильнее, потому что, оторванный от оставшихся в Меце приятелей, он не мог больше топить духовную жажду в студенческом веселье и чувствовал себя один на один с Богом, как отшельник в пустыне. Вот как он сам описывал дальнейшее: «Тогда, вспомнив Бога отцов моих, я пал на колени и умолял Его открыть мне истинную религию. Я просил Его, если то, во что верят христиане — правда, дать мне познать это, а если их вера — ложь, то немедленно избавить меня от нее. И в этот самый момент я был просвещен. Я узрел истину, вера вошла в мой разум и в мое сердце. Я поверил во всё без всяких затруднений». Яков Либерман был крещен в канун Рождества, 24 декабря 1826 года, и взял имя Франсуа-Мари-Поль. Этот выбор не случаен. Те две стороны христианской веры, которые когда-то отталкивали его, теперь стали ему особенно близки: почитание Пресвятой Девы и любовь к Евхаристии впредь будут источником его духовной жизни. А кроме того, Либерман понимал, что его второе рождение произошло не по его заслугам, а потому, что Бог настиг и просветил его, как когда-то на пути в Дамаск настиг и просветил другого иудея: Савла из Тарса. Всё оставшееся ему время земной жизни Франсуа-Мари-Поль Либерман будет стремиться к миссии в духе апостола Павла.

Уже летом 1827 г. Либерман поступил в семинарию св. Сульпиция в Париже. Но в 1829 г. с ним случился первый эпилептический припадок, затем припадки стали повторяться вновь и вновь. Франсуа-Мари-Поль был признан непригодным к рукоположению по состоянию здоровья. Священником он стать не мог, дома у него не было: узнав о крещении Якова, отец проклял его и объявил, что считает своего сына мертвым. Даже перед самой смертью в 1831 г. престарелый раввин отказался простить его. Из милосердия Либерману разрешили остаться при семинарии садовником. И снова он переживал сильнейшие духовные страдания, но теперь вера его была крепка. «Чего Ты хочешь от меня, Господи?» — взывал он ко Христу, живя в тиши и смиренно исполняя любые послушания. В семинарии любили и уважали садовника-эпилептика. Многие воспитанники и даже некоторые профессора впоследствии говорили, что Франсуа-Мари-Поль фактически стал для них духовным руководителем. В июле 1837 г. настоятель Общества Иисуса и Марии — конгрегации, основанной св. Иоанном Эдом — предложил ему стать наставником послушников: пост, небывалый для мирянина, не принадлежащего к конгрегации. Либерман согласился и следующие два года прожил в Ренне, столице Бретани. Ощущение собственной бесполезности для Церкви терзало его, но в 1839 г. Бог услышал его молитвы и явил ему Свою волю.

Вместе с двумя креолами, с которыми он познакомился еще в семинарии св. Сульпиция, Либерман решает основать миссионерскую общину, чтобы проповедовать чернокожим рабам во французских колониях. В 1840 г. он отправляется в Рим. Давид Драх, ставший к тому времени библиотекарем при ватиканской Конгрегации распространения веры, помог ему добиться аудиенции у ее префекта, а затем у Папы Григория XVI, который до своего избрания преемником апостола Петра сам возглавлял эту Конгрегацию. Ожидая ответа Папы, Либерман совершил паломничество из Рима в Лорето и Ассизи, причем бо́льшую часть пути прошел пешком. В святилище Лоретанской Божьей Матери Франсуа-Мари-Поль по молитвам к Пресвятой Деве обрел чудесное исцеление от эпилепсии. Он пробыл в Риме почти год, но в итоге Викарий Христа поддержал изложенный им план проповеди и, более того, решил, что Либермана следует рукоположить во священники. «Этот человек станет святым», — сказал Папа после встречи с ним.

В сентябре 1841 г. Либерман получил рукоположение и сразу же вслед за этим основал конгрегацию Пресвятого Сердца Девы Марии. Он учил своих священников отказываться от пожертвований, чтобы быть, как апостолы, ближе к самым бедным; он учил их передавать неграм не европейскую культуру, но лишь христианскую веру. «Откажитесь от Европы, от ее обычаев и духа. Станьте неграми для негров, и вы будете правильно понимать их; станьте неграми для негров, и вы будете правильно наставлять их, не перекраивая на европейский манер, но оставляя им то, что принадлежит им», — говорил о. Франсуа-Мари-Поль своим духовным сыновьям. Он считал необходимым формировать местный клир, чтобы ставшие священниками негры могли при поддержке европейских миссионеров обращать своих соплеменников. Духовность новой конгрегации основатель описывал так: «Иисус посылает вас подобно тому, как Он сам послан Отцом. Наша миссия — это Его миссия: Иисус живет в Своих посланниках. Но чтобы Он жил в них, надо чтобы они сами жили в Нем, единые с Ним в жизни, в страданиях, в апостольстве».

Однако само существование конгрегации Пресвятого Сердца Девы Марии стало источником конфликта между ней и существовавшей с 1701 года конгрегацией Святого Духа (отцов-спиританов). Обе конгрегации были созданы для того, чтобы проповедовать во французских колониях, но конгрегация Святого Духа переживала в это время упадок. Хотя она и восстановилась после того, как в годы революционного террора в живых остался лишь один спиритан, но всё же по численности очень быстро стала уступать конгрегации Пресвятого Сердца Девы Марии. А главное — спиританам не хватало гибкости, чтобы и привлекать новых людей, и успешно взаимодействовать с церковными и светскими властями, и  — самое главное — находить путь к сердцам негров в колониях. В то же время, несмотря на бо́льшие, чем у отцов-спиританов, миссионерские успехи своих духовных детей, о. Либерман понимал, что для дальнейшего развития ему необходимо получить признание со стороны колониальной администрации. Но в середине XIX века рассчитывать на это не приходилось — правительство Франции проводило откровенно антиклерикальную политику. А конгрегация Святого Духа такое признание имела уже давно.

Размышляя обо всем этом, о. Либерман решил обратиться к настоятелю спиританов с предложением объединить две конгрегации в одну. Выгода от такого объединения для обеих конгрегаций, а главное — для того святого дела, которому посвятили себя члены той и другой, была очевидна, но, как часто бывает, этому препятствовали личные амбиции. Отец Либерман предлагал объединение двум последовательно сменившимся настоятелям конгрегации Святого Духа, но оба они отказывались, пока в 1848 г. главой спиританов не стал о. Александр Монне, хорошо относившийся к о. Либерману и сам когда-то думавший о вступлении в конгрегацию Пресвятого Сердца Девы Марии. Вместе с о. Либерманом они разработали проект объединения конгрегаций, решив все спорные вопросы, кроме одного — вопроса о новом настоятеле. Сам о. Монне был готов уступить, поскольку считал, что о. Либерман лучше него справится с этой ответственностью. И к тому же конгрегация о. Либермана была многочисленнее, поэтому, реши они выбрать нового настоятеля большинством голосов после объединения, результат выборов был бы легко предсказуем. Но среди отцов-спиританов многие считали такой вариант унизительным для себя и для своей конгрегации с ее полуторавековой историей. Выход, найденный о. Либерманом, требовал содействия Святого Престола, и содействие было получено: осенью 1848 г. о. Монне был рукоположен в епископы и назначен апостольским викарием Мадагаскара, а о. Либерман возглавил объединенную конгрегацию — теперь она называлась конгрегация Святого Духа под защитой Пресвятого Сердца Девы Марии (прим.: Впоследствии стали говорить и писать не «Пресвятое Сердце», а «Непорочное Сердце Марии». Официальное латинское название — Congregatio Sancti Spiritus sub tutela Immaculati Cordis Beatissimae Virginis Mariae.).

Духовные дети о. Франсуа-Мари-Поля разъехались в разные части света, а сам он вынужден был оставаться дома: его не отпускали из Франции заботы о руководстве конгрегацией, а после к ним добавились телесные недомогания. В конце 1851 г. уже немолодой священник писал, что силы его истощены. Его брат-медик, Самсон Либерман, приехал к нему, но оказался бессилен. 27 января 1852 г. больной получил последнее Причастие. 2 февраля, в праздник Сретения, он лежал, окруженный своими духовными сыновьями. Они читали Вечерню, и на словах «низложил сильных с престолов и вознес смиренных» отец Либерман отошел ко Господу.

Какой же стала община отцов-спиританов за годы его руководства? Она вновь расцвела. Если в 1841 году в новициат конгрегации Пресвятого Сердца Марии вступило всего три человека — сам о. Либерман, его товарищ о. Фредерик Ле Вавассёр и субдиакон Марселлин Коллен, то к концу следующего года в конгрегации была уже дюжина членов, еще год спустя их число удвоилось. На миссию первым отправился о. Жак-Дезирэ Лаваль — он стал «апостолом Маврикия» (прим.: Он же первым среди спиританов удостоился церковного прославления: в 1979 году Папа Иоанн Павел II причислил о. Лаваля к лику блаженных); следом за ним собратья отца Либермана отправились на Гаити, на остров Бурбон (Реюньон), но главное — в Африку, где во многих местах первыми из католических миссионеров шагнули на здешнюю землю. За свою отвагу большинство из них заплатило жизнью, но на смену погибшим пришли другие; во многом именно их самопожертвованию Церковь обязана теми позициями, которые занимала на Черном континенте к середине XX века. А образцом для них служил о. Либерман, которого все, кто близко его знал, и при жизни почитали за святого. Неудивительно, что вскоре после смерти заговорили о том, что следует его прославить. Диоцезальный трибунал по беатификации был учрежден в 1867 году по месту кончины подвижника — в Париже; собрав большое количество свидетельств и документов, трибунал передал дело в Рим. 19 июня 1910 года Папа св. Пий X подписал декрет о героических добродетелях Досточтимого Слуги Божия Франциска Марии Павла Либермана. Это значит, что до беатификации сына эльзасского раввина остается один шаг: по его заступничеству должно произойти чудо.